Самуил Верников - Записки военного переводчика

Поляка хлопают по плечу, стискивают в крепких объятиях. Вдруг проводник мертвенно бледнеет и в изнеможении прислоняется к стенке траншеи.

— Хороши мы, — говорит майор, — он ведь ранен. — И громко добавляет: — Фельдшера скорее сюда!

В самом деле, повязка на руке поляка насквозь промокла. Подбегает фельдшер. Накладывает новую повязку. Уводит поляка в свою землянку.

Тем временем здесь же в траншее начинается допрос. Пленный оказался из штаба батальона. Он накануне вечером пришел во взвод, который нес службу в боевом охранении, чтобы произвести какую-то проверку. Такая «рыбка» нам и была нужна. Фельдфебели — народ осведомленный.

Фельдфебель Вагнер был степенный человек, детина саженного роста, старый служака.

Вагнер давал показания об обороне частей 131-й пехотной дивизии, рассказал кое-что об укреплениях на границе Восточной Пруссии, которые он видел, возвращаясь недавно из отпуска.

Задал я Вагнеру вопрос о настроении в армии, в Германии. Фельдфебель был по-солдатски прямым человеком.

— Настроение дрянь. (Правда, выразился он куда сильнее.) А как ему другим быть? Все вопили, и я тоже: «Победа, победа, Германия превыше всего». А теперь?

Германия лежит в развалинах. Был дома. А дома-то нет. Весь мой город американцы вдребезги разбомбили. Хорошо еще, что жена с детьми вовремя в деревню к родственникам уехала.

— Ну а тут на фронте ничем не лучше. Только и думаешь: не слышно ли с севера гула русских пушек? Там, у Гольдапа, ваши уже на немецкой земле. Кто из нас пережил разгром в Белоруссии (я, например, из-под Минска еле ноги унес), тот знает, что летний удар, конечно, не последний. Того и жди — снова удирать придется. Какое уж там настроение… — Фельдфебель в сердцах махнул рукой. — Службу, ясное дело, несут исправно. Мы, немцы, народ дисциплинированный. Приказ — есть приказ. Но никто уже ни во что не верит. Разве фанатики. Так таких не очень много осталось…

Но что же произошло с момента ухода разведчиков до их возвращения с победой?

Вот изложение рассказа о завершении поиска, который я запомнил со слов Кужанова и Воробьева.

Поляк первым вступил в ледяную воду. Медленно, чтобы не было слышно всплеска, он пошел по пояс в воде вдоль берега. Через несколько десятков метров проводник повернул к берегу. Здесь и было «заветное» место.

Дело в том, что, заминировав берег, гитлеровцы оставили неподалеку от блиндажа боевого охранения узенькую тропочку, по которой солдаты только по ночам ходили за водой к озеру. Эту тропинку наши разведчики-наблюдатели не могли видеть, так как она находилась на обратном скате высотки.

Тропочка эта шла от озера прямо к дверям дзота боевого охранения. Наблюдая за гитлеровцами, поляк открыл эту тропочку, ставшую для него дорогой к свободе.

Он второй раз в течение суток ступил на тропинку. Теперь уже не беглецом, а воином.

Все было тихо. Разведчики, а поляк во главе их, медленно и осторожно, метр за метром, двигались вверх по тропинке. По наблюдениям нашего проводника, в это время ночи примерно половина состава охранения немцев находится в блиндаже, а остальные — впереди в траншее.

Вот из тьмы вырисовался дзот. Теперь лейтенант Виноградов движением руки отсылает поляка назад. Но не тут-то было. Поляк продолжает ползти вместе с разведчиками. Тогда Виноградов решительно берет проводника за плечо. Майор приказал ни в коем случае не рисковать жизнью проводника. Нехотя поляк уполз вниз к озеру. Пять разведчиков лежат у самого дзота.

Если для меня в своей траншее томительно бежало время, то как должно идти оно для них во вражеском логове? Выдержка, железная дисциплина — вот что сейчас было оружием разведчиков.

Наконец-то скрипнула дверь, и в луче света, павшем изнутри дзота, тускло блеснул фельдфебельский погон. Бывают же дела, которые даже фельдфебель не может сделать в блиндаже…

Смутно ориентируясь в новом для него, как выяснилось позже, месте, фельдфебель неосмотрительно шагнул прямо в сторону разведчиков и в ту же минуту попал в их железные объятия. Мгновение пошло на то, чтобы заткнуть кляпом рот пленному и спеленать его, что называется, по рукам и ногам.

Скорее вниз, к озеру… Оказывается, поляк не ушел. Он остался на берегу вместе с группой ближнего обеспечения.

Лишь убедившись, что все возвращаются, он последним вошел в воду.

Только через десять минут гитлеровцы обнаружили исчезновение фельдфебеля и начали сильную стрельбу. Но они опоздали. Разведчики были уже далеко вместе с пленным, который, как пишут в разведсводках, сообщил ценные сведения.

Утром мы отправляли проводника в тыл, в госпиталь.

Долго махали вслед уезжающему новому другу наши солдаты, пока автомашина не скрылась за поворотом.

Радостно, с чувством исполненного долга, встретили разведчики 27-ю годовщину Великого Октября.

Припоминается мне еще одна история о мужестве наших разведчиков, о помощи, которую им оказали польские друзья.

…15 ноября 1944 года темной ночью к западу от Августова в районе деревни Слепск разведчики во главе с уральцем младшим лейтенантом Николаем Павловичем Сарафановым проникли через передний край врага. С ним были старший сержант Павел Ларионов, сержанты Александр Фокин, Павел Картавенко, Иван Головко, рядовой Александр Самсонов.

Группа Сарафанова преодолела по бзздорожью многокилометровый путь и в ночь с 16 на 17 ноября в районе Правдцискена вышла к границе Восточной Пруссии.

…Медленно рассветало. Туман плыл сначала сплошной пеленой. Потом только рваные клочья поднимались из низины. Солдаты-разведчики молча наблюдали. В нескольких десятках метров от них была Восточная Пруссия.

Здесь пока тихо. Холодные порывы ветра бросают косые струи дождя. Сарафанов всматривается в очертания вражеской обороны. Не пропустить бы ни одной детали, ни малейших подробностей. Карандаш бегает по взмокшей бумаге. Разведчики неподвижно лежат на размякшей земле. Насквозь промокли маскхалаты, холод сводит руки, ноги. Но нельзя ни двигаться, не шевелиться, ни разговаривать, ни даже — боже упаси! — кашлянуть.

Неподалеку от реденькой рощицы, где укрываются разведчики, проходит грунтовая дорога. По ней к фронту и от переднего края идут автомашины, движутся вражеские солдаты. Все эти передвижения, их интенсивность фиксируют разведчики. За день сделаны десятки записей о наблюдениях.

…Осенью рано темнеет. Сарафанов приподнимается, оглядывается и неслышно уходит в темноту, на восток. За ним след в след — остальные разведчики. Долго шли по холодной воде неглубокого ручья. Теперь, если и обнаружит враг следы в рощице, то у берега ручья они оборвутся.

Еще на пути к границе Восточной Пруссии приметил Сарафанов заброшенный хуторок неподалеку от польской деревушки. Там решено было переночевать. Вот и хуторок.