Леонид Млечин - Знаменитые самоубийцы

Было тепло, но очень ветрено. В тот день ветер дул прямо с Припяти, и на столицу обрушилась масса радиоактивной пыли из разрушенного реактора. Тысячи участников праздника фактически подверглись радиоактивной атаке, но, вместо того чтобы сидеть в укрытиях или хотя бы дома, они жизнерадостно размахивали на улицах флажками и дышали «свежим весенним воздухом»…

Генерал Князев:

«Атомщики утверждали, что людям следует как можно меньше находиться на открытом воздухе. Но даже несмотря на то, что накануне 1 Мая роза ветров изменилась и потоки воздуха вместе с радиацией пошли на Киев, в столице Украины провели первомайскую демонстрацию. В этот день радиационный фон в Киеве в сто раз превышал естественный».

Только 2 мая в Чернобыль поехали Щербицкий и прибывшие из Москвы глава правительства Николай Иванович Рыжков и секретарь ЦК Егор Кузьмич Лигачев. Бросалась в глаза полная неготовность страны к ликвидации последствий ядерной катастрофы. Опять люди жертвовали своими жизнями и здоровьем, исправляя чужие ошибки и промахи.

Генерал Шарков:

«4 мая в два часа ночи я на служебной машине отправился в Чернобыль с опечатанным мешком секретной информации, доставленной из Москвы. В поселке Иванково меня встретил заместитель председателя КГБ УССР генерал-майор Георгий Кириллович Ковтун, руководитель временного оперативного штаба КГБ по контрразведывательному обеспечению работы правительственной комиссии. Вместе выехали в Чернобыль. Погода стояла замечательная. Быстро светало. Ранняя весна и не по сезону жаркая погода способствовали буйному расцвету природы. И на фоне этой светлой оптимистической картины брошенные жилые дома с домашней утварью, бездомные домашние животные и полное отсутствие людей. Как в фильме ужасов!

По наивности я попросил у Ковтуна разрешения съездить в Припять, чтобы посмотреть на разрушенный реактор.

– Ты в своем уме? – ответил генерал. – Хочешь сгореть там за несколько минут? Еще неизвестно, чем для нас кончится пребывание здесь. Ты вот бегаешь без счетчика, а тут сплошные пятна радиации. Позвони домой, пусть жена немедленно отправит детей из Киева куда подальше. Я тебе лично разрешаю.

Подумалось: если вопреки устному распоряжению партийного руководства, запрещавшему коммунистам вывозить детей из столицы под угрозой исключения из партии, зампред КГБ дает такие рекомендации – обстановка действительно серьезная».

«Многие киевляне, – вспоминают украинцы, – потеряли друзей в других частях страны – нас боялись приглашать в гости, с нами не хотели встречаться. Мы стали вроде как прокаженные». Сплошной поток машин с детьми шел из Киева – отдавали сыновей и дочерей всем кто соглашался принять. Только потом на заседании политбюро решили вывезти детей из Киева в санатории и базы отдыха в южных областях республики. Полмиллиона матерей с детьми эвакуировали из столицы Украины. Киев опустел.

Генерал Голушко считает несуразным упрек Щербицкому в сокрытии истинного положения на Чернобыльской АЭС, в организации первомайских празднований в Киеве под «ядерным солнцем»:

«Если бы в первые дни чернобыльской драмы Щербицкий владел объективными, научно-обоснованными сведениями об опасном для населения ядерном излучении, то не согласился бы на проведение массовой первомайской демонстрации, не сделал бы заложником любимого внука, который стоял рядом с ним и его супругой Радой Гавриловной во время демонстрации на праздничной трибуне. Соответствующие центральные службы страны (кстати, они секретили всю информацию) накануне сообщили украинским властям о нормальном радиоактивном фоне на первомайские праздники…

В первые дни сведениями о масштабах последствий аварии на ЧАЭС не владели советские ученые – атомщики, медики… Как начальник Дежурной службы КГБ СССР, куда немедленно поступала информация о происшествиях на всей территории страны, в числе первых я прочитал шифротелеграмму КГБ Украины от 26 апреля о случившемся пожаре и взрыве на Чернобыльской АЭС. Она была чисто информационной, не особо тревожной. Авария ядерного реактора на атомной станции стала восприниматься как трагедия, когда на месте взрыва оказались ведущие специалисты-атомщики из Москвы…»

В Чернобыле судьба Щербицкого пересеклась с судьбой еще одного человека, который покончит с собой из-за аварии на атомной электростанции.

Главным научным консультантом в Чернобыле был академик Валерий Алексеевич Легасов, первый заместитель директора Института атомной энергии имени И.В. Курчатова. Директором был президент Академии наук Анатолий Петрович Александров.

Валерий Легасов прилетел в Чернобыль в день аварии, 26 апреля, и провел там несколько месяцев. Как и другие атомщики, он словно пытался искупить очевидное легкомыслие, с каким в нашей стране относились к атомной энергетике.

За два года до аварии Легасов писал:

«Можно смело сказать, что ядерная энергетика наносит существенно меньший ущерб здоровью людей, чем равная по мощности энергетика на угле… Специалисты, конечно, хорошо знают, что устроить настоящий ядерный взрыв на ядерной электростанции невозможно, и только невероятное стечение обстоятельств может привести к подобию такого взрыва, не более разрушительному, чем артиллерийский снаряд».

Валерий Легасов пришел в курчатовский институт аспирантом. Путь наверх лежал через кресло секретаря парткома института. Он очень старался на этой должности, исполнял указания партийных инстанций, «воспитывал» несознательных ученых, требовал, чтобы осудили академика Леонтовича за его «неправильные» политические высказывания.

В 36 лет Легасов стал доктором химических наук и – сразу заместителем директора. Через четыре года получил Государственную премию. В 45 лет его избрали академиком. Затем дали Ленинскую премию и за год до Чернобыля сделали членом президиума Академии наук. Анатолий Александров видел его своим преемником на посту директора института, а, может быть, не только института…

Чернобыль все перечеркнул. Легасов был назначен заместителем руководителя правительственной комиссии по ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС. Со слезами на глазах рассказывал, что увидел:

«Такая неготовность, такая безалаберность. Сорок первый год, да еще в худшем варианте. С тем же Брестом, с тем же мужеством, с теми же отчаянностями и с той же неготовностью…»

Легасов сделал что мог для ликвидации последствий аварии. Но чернобыльская катастрофа подорвала репутацию тех, кто занимался атомной энергетикой. Отношение к нему изменилось. Коллеги-академики припомнили ему излишнюю близость к власти. Он ощутил себя в вакууме в Академии наук. На одном из заседаний во время тайного голосования коллеги проголосовали против него. Это был болезненный сигнал. Как выразился один из коллег, «честолюбивая натура Валерия Алексеевича не выдержала, он был подорван морально и психически со стороны мутных кругов внутри института, которому отдал всего себя».