Леонид Млечин - Знаменитые самоубийцы

Его взяли на комсомольскую работу вскоре после большой чистки, устроенной в Латвии, когда с руководящей работы сняли большую группу «латышских националистов». Среди них были второй секретарь ЦК Вилис Карлович Круминьш и заместитель председателя Совета министров республики Эдуард Карлович Берклавс. Оба были выходцами из комсомола. Берклавс, подпольщик и участник войны, руководил ЛКСМ Латвии с мая 1946 года по июнь 1948-го, Круминьш – с июня 1948-го по апрель 1951 года.

Они старались получить для республики как можно больше автономии, просили признать латышский язык государственным, ограничить приток новых жителей, которых переселяли в Латвию со всего Советского Союза.

Эдуард Берклавс был человеком решительным. Он не побоялся и Хрущева.

– Он на меня окрысился, – с некоторым удивлением говорил Никита Сергеевич в Москве на президиуме ЦК, – и говорит: я в подполье был, смерти в глаза смотрел.

Берклавс был популярным в республике человеком. Говорили, что он вот-вот станет секретарем ЦК. Придраться к нему было трудновато.

– Берклавс сидел в тюрьме, – говорил председатель Совета министров республики Вилис Лацис, – воевал, окончил Высшую партийную школу. Его хотели оставить в аппарате ЦК КПСС. Он очень волевой человек, любит работать, организатор неплохой. Это меня подкупало, поэтому я просил его себе в заместители. Если бы в его работе были только недостатки, тогда можно было за два дня его разоблачить и убрать.

Лацис признал:

– Это венгерские события подняли много пыли среди интеллигенции, среди молодежи, которые считали, что это революция.

В реальности первым потрясением была политика Лаврентия Павловича Берии сразу после смерти Сталина. Несколько месяцев, пока Берия занимал высшие посты в партии и государстве, он настаивал на том, чтобы дать больше прав национальным республикам. Вилис Круминьш рассказал, как в 1953 году некоторые старые члены партии выбрасывали машинки с русским шрифтом, рвали портреты вождей. Берию быстро арестовали и расстреляли, но мысль о том, что в республиках следует говорить на родных языках, многим была симпатична.

– Мне казалось неправильным, – объяснял свою позицию второй секретарь ЦК Компартии республики Вилис Круминьш, – что на совещаниях, на крупных собраниях, на которых присутствовало девяносто процентов разговаривающих на латышском языке, мы вели работу, как правило, на русском языке.

22 июня 1959 года секретарь ЦК КПСС Мухитдинов рассказал товарищам о поездке в Латвию. Хрущев распорядился провести расширенное заседание на эту тему. Обсуждение состоялось 1 июля. Хрущев был вне себя и возмущался национальной политикой во всей Прибалтике:

– Говорят, в Литве есть целые польские районы, но у руководства только литовцы. Русских никуда не выдвигают, только милиционерами. В милицию выдвигают русских… Когда арестовывать, надо русских тянуть, мол, видите, что русские делают. Я это говорю для большей активности, что у товарища Снечкуса не лучше дело, чем у латышей. И в Эстонии не лучше дело, чем у латышей. Надо подойти самокритично. Никакой трагедии нет. Все будет переменено, и все будет на месте, но надо правду сказать и поднять людей на борьбу против этого.

Хрущеву не понравилось, что власти республики пытаются ограничить въезд русских, желающих переселиться в Латвию.

В марте 1959 года сессия Верховного Совета Латвии приняла закон «Об укреплении связи школы с жизнью и о дальнейшем развитии системы народного образования в Латвийской Советской Социалистической Республике». Этим законом вводилось вместо семилетки обязательное восьмилетнее образование в школах, учебники предполагалось раздавать бесплатно.

Хрущев возмущался инициативой Латвии:

– Что же это, товарищи, в одной республике Союза такой закон, а в другой – другой закон! Допустимо ли это? Недопустимо. Если так надо сделать и есть такие возможности, то почему надо делать только для Латвийской республики? Если сделать для одной республики, то надо и для других. Видимо, сейчас не созрели материальные возможности, чтобы это сделать. Следовательно, никто не должен этого делать.

Латвийские руководители пытались объяснить Хрущеву, что программа обучения в республиканских школах обширнее, чем в российских. Помимо общих предметов в школах Латвии в обязательном порядке помимо русского изучались латышский язык и один иностранный, а также история и география республики… Никита Сергеевич потребовал к ответу первого секретаря ЦК Компартии Латвии Яна Эдуардовича Калнберзина:

– Товарищ Калнберзин, ты мне брат, но партия дороже всего.

Калнберзин каялся, не забыв напомнить о том, что он всю жизнь сражался за советскую власть. В буржуазной Латвии сидел в тюрьме. Компартию Латвии возглавлял с 1940 года. Всю вину свалил на Берклавса и Круминьша, которые говорили, что в республике мало говорят на латышском языке, что не выдвигаются латышские кадры.

– Видимо, моя ошибка, – говорил Калнберзин, – состоит в том, что я глубины фальшивости антипартийной постановки этого вопроса не понял и понял только, когда вы нас покритиковали. Я понял, куда все это гнет и к чему может привести.

Хрущев на заседании президиума не требовал крови.

– Вы виноваты, – упрекал он руководителей Латвии, – что дали молодежи свихнуться. Нам надо лечить, а не уничтожать. Может быть, крапивой, может быть, чем-нибудь другим, латыши сами найдут домашние средства лечения. Я против организационных выводов.

Но тут же угрожающе добавил:

– Ну, а если бороться, то мы не остановились бы перед роспуском компартии. Мы найдем людей. В вопросе принципа мы неумолимы и на сделку ни с кем не пойдем. Но никто не думает, что это нужно делать. Это было бы глупо – преувеличивать силы наших врагов.

С республиканскими вольностями быстро покончили. Под запрет попал даже замечательный народный праздник Лиго. Власти десятилетиями делали вид, что его не существует. Но, зная, что все латыши его отмечают, старались не препятствовать, демонстрировали особое отношение к Прибалтике. Скажем, в 1949 году было принято такое постановление политбюро:

«В связи с тем, что 24 июня является национально-бытовым праздником «Лиго», разрешить Совету Министров Латвийской ССР и ЦК ВКП(б) Латвии перенести выходной день с 26 июня на 24 июня 1949 г.»

Хрущев вознамерился перевоспитать латышей. Он сам приехал в Ригу и приказал Эдуарда Берклавса снять с должности и отправить в ссылку во Владимир. Лишился своей должности и Круминьш. А первого секретаря ЦК Компартии республики перевели в президиум Верховного Совета Латвии.

– Мы его знаем больше всех, – сказал на президиуме ЦК Хрущев, – он абсолютно безупречный коммунист, но, может быть, сказалось возрастное положение. Товарищ Калнберзин не является руководящим деятелем, он на положении папаши, добрый человек. Естественно, что старики всегда ищут, куда бы уйти потише и полегче. Вы не обижаетесь на меня, товарищ Калнберзин?