Леонид Млечин - Знаменитые самоубийцы

Сын Вадим получил инженерное образование, потом его тоже возьмут в КГБ, причем в первое главное управление – внешнюю разведку. Рассказывают, что Пуго-старший был очень суров, следил за окружением сына, не пускал его на дискотеки, не позволял гулять с девочками. Борис Карлович заботился о своем авторитете в республике.

В 1984 году первого секретаря ЦК Компартии Латвии Августа Эдуардовича Восса, который восемнадцать лет руководил республикой, в Москве решили заменить более молодым и энергичным работником. Восса отозвали в Москву и в апреле назначили председателем Совета Национальностей Верховного Совета СССР – должность приятная, но безвластная.

Первым секретарем избрали Пуго. Это было неожиданное назначение. Из КГБ на партийную работу обычно не возвращали. Борис Пуго и Гейдар Алиев – исключение, оба стали первыми секретарями в своих республиках с должности председателя КГБ. Пуго избрали в ЦК КПСС, теперь он общался с высшими руководителями страны. Пленумы ЦК проходили в Мраморном зале в Кремле. Руководство партии сидело в мягких креслах, обшитых золотистым плюшем. В перерыве участники пленума спускались в подвал, где находился буфет. Кормили бесплатно, но ели, стоя у высоких столиков, обменивались мнениями, присматривались друг к друг. Высшее руководство собиралось отдельно, им чай, кофе и закуски подавали официанты.

Пуго вел себя достаточно скромно на посту первого секретаря, что в принципе было характерно для прибалтийских руководителей. Он увлекался только охотой – частая забава партийных руководителей в хрущевские и брежневские годы. Это было модно, охотились почти все крупные руководители. Правда, с годами Борис Карлович изменился. Говорят, стал высокомерно относиться к подчиненным, что производило неприятное впечатление.

Когда началась перестройка и стал исчезать страх перед репрессиями, первой проснулась Прибалтика. В Литве, Латвии и Эстонии заговорили о том, что летом 1940 года их насильно присоединили к Советскому Союзу и что они хотят вернуть себе независимость.

14 июня 1987 года движение «Хельсинки-86» провело в центре Риги, у памятника Свободы демонстрацию в память первой крупной депортации, устроенной НКВД в 1941 году. В надежде помешать демонстрации власти организовали велосипедные соревнования, которые должны были стартовать именно у памятника Свободы. Но велосипедисты никому не помешали. На Бастионной горке собралось около десяти тысяч человек с красными и белыми цветами, символизирующими цвета флага независимой Латвии.

Туда были стянуты большие силы милиции. Приехал председатель КГБ Станислав Зукулис, сменивший на этом посту Бориса Пуго. Но тронуть демонстрантов не решились. На следующий день второй секретарь ЦК Компартии Латвии – эту должность занимал человек, присылаемый из Москвы, – выразил возмущение нерешительностью милиции. Но уже было поздно. 25 марта 1988 года латыши устроили первое шествие с цветами в память жертв послевоенных сталинских репрессий.

В апреле группа ученых отправила в главную партийную газету «Циня» открытое письмо с предложением создать в республике государственный комитет по охране среды. Письмо не напечатали, но его авторов пригласили в ЦК Компартии Латвии.

«Принять нас согласился Борис Пуго, – рассказывал один из участников беседы журналист Дайнис Иване. – Он сидел за столом, слегка ссутулившись, сцепив пальцы, и слушал. Не уверен, все ли он понимал, ибо разговор велся на непривычном для него латышском языке. Не знаю, понял ли он, обрусевший латыш из России, наследник династии красной номенклатуры, понял ли он вообще, чего и почему хочет народ… Но Пуго согласился с нашим предложением».

Ранней осенью 1988 года я проехал по всей Прибалтике и был потрясен тем, что увидел: Литва, Латвия и Эстония бурлили и требовали независимости, а в Москве этого никто не замечал. Прежде недовольство существовало как бы только на бытовом уровне и проявлялось в заметной даже у флегматичных латышей недоброжелательности к приезжим. Это можно было принять за недовольство массовым притоком отдыхающих и туристов в летний сезон. На самом деле это была лишь внешняя сторона процесса, имеющего глубокие корни. У памятника Свободы в центре Риги с утра до вечера шли жаркие споры о будущем республики. Властителем дум стал Народный фронт, созданный интеллигенцией. Народный фронт сразу же стал добиваться республиканского суверенитета, права республики самой решать свои дела.

Латыши вспоминали свою историю. Против советской власти повернулись даже те люди, которые во время событий лета 1940 года верили, что только Советский Союз и его армия могут спасти Латвию от Гитлера. Тогда они не замечали империалистического характера договора о размещении на территории Латвии советских военных баз, которые Сталин и Молотов навязали республике.

14 июня 1940 года Москва потребовала от Латвии сформировать новое правительство, дружественное Советскому Союзу, и обеспечить свободный пропуск на территорию Латвии советских воинских частей. Когда 17 июня Красная армия заняла всю республику, многие думали, что это кратковременная мера – для того чтобы защитить страну от Гитлера.

Советизацией Латвии руководил бывший прокурор Андрей Януарьевич Вышинский, у которого руки по локоть в крови. 18 июня он пришел к президенту Латвии Карлу Ульманису и представил ему список нового правительства, составленный в Москве. Но это правительство продержалось недолго – оно было нужно только на переходный период, чтобы избежать сопротивления латышей и латвийской армии.

Многие надеялись, что Латвия станет военным союзником СССР, но останется независимой. Однако через месяц парламент без дебатов проголосовал за присоединение к Советскому Союзу. Сначала вооруженные силы республики стали называться латвийской народной армией, потом ее переформировали в 24-й территориальный корпус Красной армии. Офицеров демобилизовали, частично посадили, частично расстреляли, обвинив в шпионаже в пользу Германии или Англии – по выбору следователя местного райотдела НКВД.

Массовые репрессии в Латвии начались почти сразу же после присоединения республики к Советскому Союзу. Разом забрали восемнадцать тысяч человек – для небольшой республики это огромная цифра. Кого не расстреляли, отправили в лагеря в Сибирь. Депортировались не только бывшие полицейские и правительственные чиновники, но и представители интеллигенции, ничем себя не запятнавшие.

Последнюю предвоенную депортацию устроили 14 июня 1941 года – за неделю до нападения Германии. Для Латвии депортация была трагическим событием, навсегда определившим отношение к Советскому Союзу. Изменились настроения даже правоверных латвийских коммунистов. Когда в Латвии появились офицеры Красной армии, они рассказывали о том, как хорошо и счастливо живут в Советском Союзе. Но, побывав в СССР, латыши поразились: люди в социалистическом государстве жили намного хуже, чем в Латвии. В чем же смысл социализма?