Леонид Млечин - Знаменитые самоубийцы

Вадим Валентинович Загладин, советник Горбачева по международным делам, в тот день разговаривал с Ахромеевым – их кабинеты в первом корпусе Кремля были рядом. Загладин потом расскажет следователю, что маршал был совершенно подавлен, руки у него дрожали. Ахромеев сказал Загладину, что «переживает, много думает, даже ночевал в кабинете, не знает, как все будет дальше».

У маршала была тяжелая депрессия. Он, конечно же, нуждался в помощи опытного врача. Но ни ему самому, ни окружающим и в голову не приходило, что в такой ситуации надо прибегнуть к помощи медицины. Последнюю ночь, с пятницы на субботу он провел на даче с дочерьми Натальей и Татьяной.

Младшая дочь Татьяна окончила Московский физико-технический институт. Старшая – Наталья – Минский институт иностранных языков и преподавала в военной академии. Ее муж – Валентин Мороз – военный, был в Афганистане. Сергей Федорович сказал зятю:

– Зато никто не упрекнет тебя, что ты прятался за чьей-то спиной, когда другие воевали.

Ахромеев был сторонником спартанского воспитания. Внучка Оксана недобрала баллов при поступлении в медицинский институт, Сергей Федорович не стал ее устраивать, велел поработать санитаркой. Через год она поступила.

Дети фактически не видели отца четыре дня: во время путча он возвращался очень поздно, пил чай и сразу ложился спать. 23 августа Наталья купила большой арбуз, устроили семейный ужин. Наталья спросила отца:

– Ты всегда утверждал, что государственный переворот невозможен. И вот он произошел, и твой министр обороны Язов причастен к нему. Как ты это объясняешь?

Ахромеев хмуро ответил:

– Я до сих пор не понимаю, как он мог…

Говорили о том, что его, вероятно, арестуют, что в доме будет обыск. Сергей Федорович сказал:

– Я ни в чем не виноват, но со мной расправятся.

Дочери пытались его успокоить, говорили:

– Ничего, мы наймем тебе адвоката.

24 августа, в субботу он по привычке встал рано, полтора часа делал зарядку. За завтраком говорили о том, что надо встретить Тамару Васильевну и внучку. Дочери попросили мать поскорее вернуться домой. Она поменяла билеты и срочно возвращалась из Сочи. Находясь далеко от Москвы, она не очень понимала, что происходит. Удивлялась:

– Что у вас стряслось? Почему не дали долечиться?

Живым она мужа уже не увидит.

В Кремль Сергей Федорович поехал к девяти часам – по субботам позволял себе появиться на службе позже обычного. Водителю Ахромеев сказал:

– Езжайте на базу. Я вас вызову.

Его по-прежнему обслуживала машина автобазы Генерального штаба.

В половине десятого дочь позвонила ему и сказала, что они поехали в аэропорт. По ее словам, голос у отца был веселый, добрый. Сергей Федорович явно скрывал свое настроение – какой у него в те дни мог быть веселый голос? Маршал уже написал прощальную записку, в которой говорилось:

«Не могу жить, когда гибнет мое Отечество и уничтожается все, что я всегда считал смыслом в моей жизни. Возраст и прошедшая моя жизнь дают мне право уйти из жизни. Я боролся до конца».

В письме, адресованном родным, Ахромеев фактически говорит, что лишает себя жизни ради того, чтобы избавить семью от позора, связанного с его ожидаемым арестом и тюремным заключением:

«Всегда для меня главным был долг воина и гражданина. Вы были на втором месте. Сегодня я впервые ставлю на первое место долг перед вами. Прошу вас мужественно пережить эти дни. Поддерживайте друг друга. Не давайте повода для злорадства недругам…»

Он оставил еще записку, адресованную бывшему министру обороны маршалу Сергею Леонидовичу Соколову и генералу армии Владимиру Николаевичу Лобову, который был у Ахромеева заместителем в Генштабе, с просьбой помочь организовать похороны и поддержать семью. Попросил вернуть долг в столовую за три последних дня и оставил пятьдесят рублей.

Потом следствие установит, что в 9:40 утра Ахромеев в первый раз пытался покончить с собой. Не получилось. Он оставил записку:

«Я плохой мастер готовить орудие самоубийства. Первая попытка (в 9:40) не удалась. Порвался тросик. Очнулся в 10:00. Собираюсь с силами все повторить вновь. Ахро-меев».

Это странная записка. Он словно отрезает себе путь назад, к жизни.

Без десяти одиннадцать водитель Николай Платонов позвонил маршалу и попросил отпустить его на обед. Ахромеев разрешил и приказал в час вернуться на автобазу. Потом удивлялись, зачем Ахромеев взял трубку, если он задумал покончить с собой? Наверное, маршал не хотел, чтобы кто-то забеспокоился и его нашли раньше, чем он исполнит задуманное.

Вторая попытка удалась.

Вадим Загладин, который тоже в ту субботу приезжал в Кремль, потом расскажет, что слышал, как дверь Ахромеева открывалась и закрывалась. Загладин считал, что это входит и выходит сам маршал, потому что в субботу секретари не работали. Загладин ушел в три часа дня. Он потом скажет следователям, что ключа в кабинете Ахромеева не было, поэтому он решил, что маршал уехал, и выключил свет в коридоре, разделяющем их кабинеты.

Эти показания Загладина станут причиной серьезных сомнений: а действительно ли маршал покончил с собой? Или же его заставили уйти из жизни? Когда Загладин уходил, Ахромеев уже был мертв. Кто же в таком случае вставил потом ключ в замок его кабинета?

Но опытные оперативные работники всегда исходят из того, что свидетельские показания очень часто ненадежны, их нужно проверять и перепроверять. Да и мы сами сталкиваемся с этим: память подводит нас на каждом шагу. Возможно, Вадим Валентинович Загладин запамятовал насчет ключа…

Ахромеева нашли вечером. Это сделал дежурный офицер охраны Владимир Коротеев в 21 час 50 минут. Он доложил коменданту первого корпуса Кремля Михаилу Ивановичу Барсукову, что в двери кабинета № 19/а торчит ключ, а света в комнате нет. Барсуков пришел. Они открыли кабинет и увидели мертвого маршала.

На появление в этой истории Михаила Барсукова обратили внимание позднее – тогда его никто не знал. А вот потом, когда Барсуков стал одним из фаворитов Ельцина, возглавил Главное управление охраны (обеспечение безопасности высших должностных лиц государства), а затем Федеральную службу безопасности, сторонники версии убийства Ахромеева стали подозревать: а не организовал ли все это Барсуков?

Это предположение может увлечь только тех, кто не имел удовольствия познакомиться с Михаилом Ивановичем Барсуковым. Исполнительный службист и бесконечно осторожный человек, он менее всего годился для заговоров, тайных операций и махинаций…

Следователи вошли в кабинет Ахромеева в половине двенадцатого ночи, запечатлели все на видеопленку и составили описание:

«Труп находился в сидячем положении под подоконником окна кабинета. Спиной труп опирался на деревянную решетку, закрывающую батарею парового отопления. На трупе была надета форменная одежда Маршала Советского Союза. Повреждений на одежде не было. На шее трупа находилась скользящая, изготовленная из синтетического шпагата, сложенного вдвое, петля, охватывающая шею по всей окружности. Верхний конец шпагата был закреплен на ручке оконной рамы клеящейся лентой типа «скотч». Каких-либо телесных повреждений на трупе, помимо связанных с повешением, не обнаружено…»