Леонид Млечин - Знаменитые самоубийцы

– Сергей Федорович, а вы скажите о ваших замечаниях не президенту, а самим журналистам.

И Ахромеев пришел к нам в журнал. Это был выходной день. Мы все расположились в кабинете нашего нового главного редактора Александра Борисовича Пумпянского. Оппонировал маршалу известный ученый Сергей Михайлович Рогов, ныне член-корреспондент Академии наук, директор Института США и Канады.

Ахромеев пришел с помощником, принес карту, на которой карандашом были нанесены (по-моему, его собственной рукой) американские базы по всему миру. Маршал как хороший генштабист вообще любил карты. Другую ахромеевскую карту, на которой Советский Союз находился не только в кольце американских баз, но и авианосцев и подводных лодок, Горбачев неожиданно развернул перед американским президентом Джорджем Бушем-старшим, когда они встречались в 1989 году на Мальте.

Увидев карту, Буш растерялся.

– Я вижу, вам нечего сказать, – язвительно заметил довольный произведенным впечатлением Горбачев.

Присмотревшись, Буш сказал, что советская территория почему-то изображена на карте в виде гигантского белого пятна без намека на огромные вооруженные силы, которым-то и противостоит американская армия.

– Может быть, мне стоит заполнить эти белые пятна? – быстро нашелся Буш. – Я поручу ЦРУ составить новую карту с учетом нашего видения ситуации, а потом сравним, кто из нас более точен…

На беседу в «Новое время» Ахромеев захватил толстую тетрадь с записями. Отвечая на тот или иной вопрос, он отыскивал нужную страницу в своей тетради и зачитывал нам. Говорил он довольно тривиально – о военной угрозе, которая, несмотря ни на что, исходит от зловредного американского империализма.

Но когда в дискуссии возник перерыв и редакционная стенографистка на минуту вышла из комнаты, Сергей Федорович оторвался от своей тетради, поднял голову и буквально на глазах изменился. Его лицо утратило привычную суровость. Он стал говорить очень разумно и спокойно, фактически соглашаясь со своим ученым оппонентом. И уж во всяком случае его слова совсем не походили на то, что он зачитывал из своей универсальной тетради.

Помню, что именно тогда я задумался над тем, что маршал страдает некоей раздвоенностью. Человек умный и весьма образованный в военном деле, он, конечно, не мог отрицать очевидные вещи. Но и не в состоянии был перечеркнуть все, с чем и ради чего он прожил всю жизнь. На него давили и настроения офицерского корпуса; в армии не принимали сокращений вооруженных сил и вооружений и продолжали считать Соединенные Штаты и НАТО врагами. Не понимали, как можно допустить роспуск Варшавского договора и вывод советских войск из Восточной Европы?

Офицеры, особенно старшие, возмущались политикой Горбачева и недоуменно смотрели на Ахромеева: почему он так плохо советует президенту? А он разрывался между привычкой подчиняться старшему начальнику, в данном случае – Горбачеву, и неприятием его политики.

Сергей Федорович не подозревал, что некоторые американские военные тоже постоянно возмущались действиями своих дипломатов на переговорах с русскими, считая, что те предают интересы Родины ради добрых отношений с Москвой. Таких американских военных в Советском Союзе называли «ястребами» и «поджигателями войны». Они уходили в отставку и нещадно разносили собственное правительство, но в военных мятежах все-таки не участвовали…

Министр иностранных дел Эдуард Шеварднадзе считал, что если подписал договор – нужно выполнять, если обманул – надо признаться, если что-то сделал неправильно – надо извиниться. В политике главное – интересы, но мораль и нравственность тоже многое значат. Военные смотрели на этот вопрос по-иному: если можно обмануть потенциального противника, то как же упустить такую возможность?

Министерство обороны в нарушение договоренностей о сокращении обычных вооружений перебросило за Урал несколько тысяч танков и попыталось их там укрыть. Американцы обнаружили уловку. Тогда советские военные заявили, что танки принадлежат морской пехоте, чье вооружение не подпадает под сокращение. Западные военные законно решили, что над ними просто издеваются – за Уралом спрятали несколько тысяч танков, у морской пехоты такого количества тяжелого вооружения отродясь не бывало.

Шеварднадзе пожаловался Горбачеву. Тот поручил Ахромееву разобраться. Маршал написал, что Министерство обороны действует правильно. Но тем временем уже возник международный скандал. От танков все равно пришлось отказаться, но вдоволь нахлебавшись обвинений в попытке обмануть партнера.

По словам Юлия Квицинского (его назначили заместителем министра иностранных дел СССР), Ахромеев «как-то замкнулся, изолировался от своих коллег, стал раздражителен и ясно давал понять, что большая часть поручений не согласуется с его представлениями. Но есть воинский долг и обязанность выполнять указания высшего руководства».

Отношение Ахромеева к демократическим переменам дополнительно ухудшилось, когда его атаковала пресса. Критиковали его не только за взгляды. Он стал одной из жертв борьбы против привилегий. 17 августа 1990 года из Москвы вылетел самолет Ту-134. На борту не было пассажиров. Самолет сел в городе Николаеве, взял на борт маршала Ахромеева, доставил его в Сочи и вернулся в Москву. История получила огласку. Депутаты подсчитывали, сколько стоит такой рейс, и укоряли Ахромеева за использование служебного положения в личных целях.

3 апреля 1991 года министр обороны Дмитрий Язов подписал приказ, основанный на результатах ревизии дачного фонда Министерства обороны. Приказ попал в руки журналистов. А в нем говорилось, что дачи руководящего состава Министерства обороны содержались «за счет средств по смете Министерства обороны СССР, а не за счет личных средств арендаторов», как это должно быть. На одной из этих двухэтажных министерских дач в Баковке жил и Ахромеев. Об этом писали в газетах. Ахромеев к такой публичности не привык, чувствовал себя оскорбленным и обиженным, считал, что в его лице обижают все вооруженные силы.

Ахромеев вел дневник (отрывки потом печатались в «Советской России»):

«По отношению ко мне, например, органы печати, начиная с газеты «Известия» до «Литературной газеты», развернули настоящее преследование, изо дня в день пишется заведомая неправда. Совершенно бесполезно говорить о какой-то справедливости. Шабаш преследования можно сравнить с кампаниями, которые были организованы против Лигачева Е.К. Цель одна – заставить меня замолчать. Не удастся – скомпрометировать…

Мне понятно, что соответствующая пресса свое дело будет делать и дальше. Всегда найдутся бойкие перья, которые за хорошие деньги напишут любую гнусность, тем более, что отвечать за это никто не будет. И есть политические силы, которые им эту гнусность закажут…»