Леонид Млечин - Знаменитые самоубийцы

Прокуратура уверяла: не было покушения на Гдляна и Иванова. Не верили прокуратуре. Верховный суд пришел к выводу, что следователи нарушали закон. Не верили Верховному суду. Поскольку не были преданы гласности документы о расследовании дел «хлопковой мафии», протоколы «чурбановского процесса». Власти так и не сумели доказать, что Гдлян и Иванов – худшие следователи в стране.

Правоохранительные органы ставили Гдляну и Иванову в упрек и бесконечное необоснованное содержание под стражей, и выжимание показаний, и, по существу, шантаж подследственных. Но трудно предположить, что Гдлян и Иванов вдруг после многих лет беспорочной службы переродились и стали нарушать закон. Скорее, напрашивается другой вывод: они всегда пользовались одними и теми же следовательскими методами. И в своей епархии поднялись до самой вершины пирамиды.

Эта история показала, насколько общество легковерно, с какой легкостью оно спешит зачислить сегодняшнего кумира в герои и свергнуть с пьедестала кумира вчерашнего. Люди сразу соглашались, когда их убеждали во всемогуществе темных сил и мафии. Нам еще ничего не доказали, а мы уже поверили и подхватили идею «наведения порядка». Пусть кто-нибудь за нас все сделает, освободит нас от необходимости думать и что-то предпринимать… В тогдашнем восхищении Гдляном и Ивановым ощутим был не только стихийный протест против власти, но и неосознанная тяга к «сильной руке».

На втором съезде народных депутатов СССР отчитывалась комиссия, изучавшая материалы, связанные с работой следовательской группы Гдляна-Иванова. Страна, полночи не сводившая глаз с телеэкрана – шла прямая трансляция заседания съезда, – хотела услышать одно: кто прав – следователи или их критики? Хорошие следователи Тельман Гдлян и Николай Иванов или плохие? Раньше определенно были хорошими: стали «особо важными» при Генеральном прокуроре, получили интереснейшее и перспективное дело, набрали себе группу помощников в две сотни человек.

А каковы критерии оценки работы следователей? Судя по тому, что им ставили в заслугу в «благополучные» годы следствия, – исключительно материальные, денежные. Следователи уподоблялись золотоискателям: чем больше золота, денег, драгоценностей сдал государству, тем выше ценят. Группа Гдляна-Иванова исправно выдавала на-гора конфискованное (или «добровольно» сданное) и была на хорошем счету.

С цифрами потом, правда, получилась некоторая путаница. В докладе съездовской комиссии говорилось о двух миллиардах, нажитых хлопковой мафией. Гдлян вроде утверждал, что вернул государству сто сорок миллионов. Председатель комиссии Вениамин Александрович Ярин называл иные цифры: пятнадцать миллионов найдены следователями КГБ, двадцать – группой Гдляна-Иванова. Это, конечно, не два миллиарда и не сто сорок миллионов, но тоже солидная сумма. И за нее нужно быть благодарным. Однако независимый прокурор Мартинсон сообщил, что в обвинительных заключениях фигурировала только четверть суммы. А что же остальные пятнадцать миллионов? Ничейные деньги? Или отобраны не у преступников, а у честных людей, которым нечего инкриминировать? Или следователи настолько беспомощны, что, даже имея столь веские улики, не в состоянии обличить взяточников?

И не смыкается ли этот непрофессионализм с постоянным нарушением процессуальных норм, выявленным комиссией? А это – выжимание показаний запрещенными законом методами. Аресты заведомо невиновных членов семей, в том числе женщин, у которых семь-восемь детей. Многолетнее – вместо установленных в ту пору законом девяти месяцев – содержание под стражей подозреваемых, которые либо не давали нужных показаний, либо на свободе могли от них немедленно отказаться.

Наивно полагать, что такой стиль работы следственная группа освоила только в Узбекистане. Не являлись ли Гдлян и Иванов типичными следователями, которые стали плохими лишь потому, что взялись со своими методами за тех, кто принадлежит к правящей верхушке? Пока они «разбирались» с рядовыми дехканами или даже провинциальными секретарями райкомов и обкомов, ни генеральный прокурор, ни его заместители не видели в их действиях «нарушений социалистической законности». Как знать: не реши Гдлян и Иванов в один прекрасный день заняться политикой, набирая у будущих избирателей очки рискованной охотой на крупную дичь, они, быть может, и сейчас ходили бы в прокуратуре в передовиках…

В независимом Узбекистане ту кампанию по борьбе с коррупцией в республике вспоминают с возмущением, а Шарафа Рашидовича Рашидова считают «выдающимся сыном узбекского народа».

Его именем названы улицы, школы, колхозы. В сентябре 1992 года указом президента Узбекистана Ислама Каримова был образован Фонд Шарафа Рашидова. Учредители фонда – Академия наук Узбекистана, Министерство народного образования. В Ташкенте на проспекте Рашидова стоит памятник Шарафу Рашидовичу. Но когда разговор заходит об обстоятельствах его смерти, люди замолкают и многозначительно качают головой: темное это дело…

Бывший министр внутренних дел СССР Николай Анисимович Щелоков застрелился 13 декабря 1984 года из охотничьего ружья. Это были еще доперестроечные времена, когда ни о чем толком не сообщалось. Обстоятельства его смерти станут известны позднее, а тогда общество питалось только слухами.

Щелоков жил в доме № 26 по Кутузовскому проспекту – в одном доме с председателем КГБ Юрием Владимировичем Андроповым, который, став генеральным секретарем, лишил его должности министра. Говорили, что жена Щелокова в отместку подстерегла соседа на лестнице и выстрелила в него. Выстрел повредил почку, но Андропов выжил. А сама Светлана Щелокова выбросилась из окна… Ходили слухи и о том, что Щелоков и его жена застрелились отнюдь не по собственной воле, что их заставили уйти из жизни. Объяснили: лучше бы не доводить дело до суда, а то вам же хуже будет…

В реальности в Андропова никто не стрелял. А Светлана Владимировна Щелокова покончила с собой за год до самоубийства мужа. 19 февраля 1983 года она выстрелила в себя из немецкого пистолета «Ортгис», подаренного Щелокову ветеранами, после прогулки с мужем на государственной даче в Серебряном Бору. Это произошло через два месяца после того, как Андропов снял ее мужа с должности.

Но самую фантастическую версию самоубийства Щелокова рассказал журналист Евгений Додолев. По его словам, утром 10 сентября 1982 года министр внутренних дел Николай Анисимович Щелоков получил от Брежнева карт-бланш на задержание председателя КГБ СССР Юрия Владимировича Андропова.

Через двадцать минут с подмосковной базы в столицу двинулись спецгруппы особого подразделения МВД СССР, созданного по приказу Щелокова накануне московской Олимпиады 1980 года якобы для борьбы с терроризмом. Но спецназ МВД был перехвачен сотрудниками КГБ на проспекте Мира. Только одна группа прорвалась к дому на Кутузовском проспекте, где жили и Брежнев, и Андропов, и Щелоков. Там возникла перестрелка. В госпиталь КГБ, по словам Додолева, привезли девять офицеров. Причем пятерых (щелоковских) – под конвоем. Среди этой пятерки был и подполковник, который руководил операцией по захвату Андропова. И он погибнет под ножом хирурга…