Олег Белоусов - Это мой город

Не припомню, чтобы, когда-либо, даже готовясь к самым жестким уличным схваткам, нельзя было остановить их, договорившись «по справедливости», либо «снять напряжение» удачной, к месту пришедшейся хохмой. Даже возвращаясь глубокой ночью, домой по чужой, незнакомой территории не приходилось опасаться, вынырнувших из-за угла агрессивных стаек местных пацанов – почти всегда находились либо общие знакомые, либо общие интересы.

Тем удивительнее и непонятнее появившаяся в последние годы тенденция недоверчивости и подозрительности, некоего расслоения на своих и чужих, не верных и неверных. Стоило мне начать публикацию этих заметок в «Советской Беларуси», как некоторые старые приятели перестали здороваться.

– Друзья мои, у вас есть претензии по тексту? Нет! Тогда давайте припомним времена, когда вся наша пресса была партийной и только один незабвенный учитель наш Марк Соломонович Зерницкий, читавший всем нам «Партийно-советскую печать» удивлялся из года в год задаваемому вопросу: «Марк Соломонович! Непонятно… Журнал мод, к какой прессе относится к партийной или советской?» – и совершенно искренне пояснял,– Вы знаете – это очень интересно… Вот уже пятнадцать лет все студенты меня об этом спрашивают!..

Не забыли?! Может вспомните по какому критерию оценивалась и «классная журналистская работа»? Во все времена высоко ценились профессионализм «звездюков» Вали Тараса и Жоры Коласа, «лимовцев» – Бориса Бурьяна и Мони Замского, за год «сельскую газету» сделал лучшим изданием Беларуси – Владимир Матвеев, а «знаменка» вообще была вне конкуренции – поскольку являлась постоянной кузницей кадров, оттуда родом, как из детства, все нынешние главные и те, которые «чесныя» и те, что «нячэсныя».

Так, что же мы должны переоценивать свою жизнь из-за того, что нечто поменялось в ее нынешнем политическом раскладе? Хорошо однажды пошутил Виталий Четвериков, один из самых резких и непримиримых кинорежиссеров. Он сказал, «приветствуя» нового директора «Беларусьфильма»:

– Директора приходят и уходят, но право быть вынесенными с этой студии ногами вперед остается только за нами!..

Как в воду смотрел Виталий, сколько бы не пыжились начальники, сколько бы ни проводили партийную политику, какие бы указы не издавали – в памяти останутся не их имена, но имена «минских ребят»: Вити Турова, Витальки Четверикова, Коли Калинина, Бори Степанова, Юры Марухина – все остальное, шелуха, которая уносится ветром времен.

Ну, и последнюю байку о моем городе, о его традициях, научающих разговаривать с «людями» сободно и раскованно, даже в самых печальных обстоятельствах, о несомненной пользе подобных разговоров для здоровья не могу не поведать.

Моим «сокамерником», соседом по палате в больнице, оказался «старый» минчук Сережа Ворс. Старым я назвал его не из-за количества прожитых лет, с этим у него, как раз все в порядке, хотя мне до сих пор не понятно, что делал в инсультной палате соракасемилетний молодой мужик. Старым минчуком он был для меня поскольку, как выяснилось, еще прадед его торговал салом на Суражском рынке, где поддерживали семейную традицию Сережи и дед, и отец… Недаром про династию «сальников» Ворсов ходила побасенка: «Сало ем, сало пью, в сало боты мачаю!».

Когда меня вкатили к нему в палату, Сережа, указал мне мой койку и радостно сообщил: «Вот твое влагалище!»,– имея ввиду,– «лежбище», «ложе». Хохотали мы с ним над его оговоркой до икоты, оценив непроизвольное изящество хохмы. (Постинсультные проблемы с неадекватным произношением слов, вещь обыкновенная). «Пришпиленные» к капельницам мы учились говорить, покатываясь со смеху, от ошибок друг друга. Между нами мгновенно установилось взаимопонимание «ребят», выросших на соседних улицах, имеющих общий жизненный опыт, если хотите – родство душ. Когда Сергею было трудно подобрать слова – я уговаривал,– Сережа! Не лезь в гору! Давай с разбегу и в обход!..

Он тоже не оставался в долгу, так, подсмеиваясь, друг над другом, поддерживая друг друга, помогая один одному боролись с хворобой. Сережа выписался первым. «Хохмотерапия» явно пошла ему на пользу. Я за него искренне рад. Я не интересовался, чем он занимается, мне было неинтересно. Вернее мне было не до этого. Без разницы мой социальный статус был и для него. Мы вновь почувствовали себя минскими пацанами, выросшими он на Иверской, я на Московской, нам было хорошо вместе, мы помогали друг другу.

Так что: «Радость моя! Мой милый доктор!» – С «людями», все таки, нужно разговаривать…

Человек животное стадное. Поселите его в одиночку, кормежку устройте на высшем уровне, все прихоти исполните, кроме одной, кроме общения. Все дайте – только компанию исключите, через некоторое время – заметите, «крыша поехала», одиночество катастрофически сказалось на человеческой психике. Человеку, чтобы быть (вот именно, быть, а не жить. Жить можно и, как трава при дороге – функционировать – есть да гадить) нужно общаться. Обратите внимание, все человеческое бытие построено так, что его окружают близкие люди. Родился – рядом папа с мамой, кормят, купают, играют. Подрос, вышел на улицу – детки, сверстники – либо, за своего, держат, либо – обижают. Подрастаешь, проблемы усложняются, нужно научиться искать и занимать свое место среди людей, либо приспосабливаться, либо толкаться локтями. Дальше, больше – школа, институт, армия, профессиональная деятельность, село, город, страна, общество, человечество. Но страна, общество, человечество – вещи умозрительные, достаточно абстрактные, человек же все время ищет тех, с кем ему хорошо, комфортно, интересно. Это могут быть и похожие на него, с одинаковыми интересами люди, или наоборот – непохожие совершенно, как говорится, «на контрапункте». Так ищут себе жену, друзей, соратников, единомышленников, врагов… Ну, да, и врагов тоже. Не зря же говорят – хороший, умный враг – «полирует кровь», заставляет жить наполненной, емкой жизнью. А никчемный враг, как и никчемный друг, подчеркивают только твою собственную никчемность.

Город, как будто специально придуман для того, чтобы выстраивать среди людей «системы общностей». Коли мы, горожане, значит – жители одного города, земляки, ребята из одного района – комаровки, грушевки, сельхозпоселка, одной школы, одного двора, одной спортивной секции, одного факультета, одного студенческого общества, одной профессии – целая грибница, подземных, незаметных, корпоративных связей. В разные времена, то одна линия главенствует, потом уходит на задний план, другая проявляется, третья – оживает: чем больше таких связей, чем они богаче – тем разнообразнее внутренний мир человека, тем сложнее его привязки к жизни.