Иосиф Дионисиатский - Старец Арсений Пещерник, сподвижник Иосифа Исихаста

Мы упомянули, что к старцу Иосифу присоединился его брат — отец Афанасий. Но, кажется, и для старца Арсения сохранялась «львиная доля».

Помните, что еще до отречения от мира он, «чтобы Христос не положил ему за пазуху камень, должен был кого-нибудь покрестить». Вот он и покрестил своего маленького племянника Харалампия.

Этот Харалампий, несмотря на то что являлся кормильцем семьи и оставался в миру до сорока лет, проводил такую подвижническую жизнь, которой позавидовал бы и самый суровый нынешний аскет. Но, чтобы постигнуть, с какой горячей ревностью он начал свою монашескую жизнь, я передам то, что он сам рассказал мне.

«Крестный мой, увидев меня, обрадовался и затем представил старцу Иосифу как кандидата в монахи. Старец, желая испытать мою ревность, говорит мне:

— Мы здесь проводим очень суровую жизнь. Я не думаю, что ты выдержишь ее.

— Геронда, я попробую.

— Твой дядя каждую ночь совершает три тысячи поклонов. А ты можешь?

— Я попробую, Геронда.

Тогда он тут же зовет старца Арсения и говорит ему:

— Отец Арсений, я желаю, чтобы ты и твой племянник прямо сейчас сделали по три тысячи поклонов.

— Буди благословенно».

«Но отец Арсений, — говорит отец Харалампий, — немного подшутил надо мной, потому что то место, где стоял он, было немного с наклоном вверх, а мое было ровное. Мы поднажали — глядь, и старец Арсений закончил первым. Мне же осталось еще пятьдесят поклонов. Я закончил, и меня снова зовет Старец.

— Ну что, Харалампий, как тебе кажется, выдержишь ты?

— На данный момент, Геронда, трудностей у меня не было, позже — не знаю».

Чему здесь удивляться в первую очередь? Не буду говорить об отце Харалампии, потому что он еще жив [85]. Но подсчитайте: если старец Арсений крестил его за сорок лет до описываемого момента, еще до того, как стал монахом, то это значит, что тогда ему было около шестидесяти трех — шестидесяти пяти лет. И, несмотря на это, он со всей готовностью сделал три тысячи поклонов так, как будто бы не случилось ровным счетом ничего.

Так вот, этот самый Харалампий, успешно пройдя первые испытания, в скором времени был пострижен в монахи с тем же именем, а на следующий год рукоположен в священники, чтобы служить литургию для братства.

Там, наверху, среди утесов и в пещерах, расположенных на обрывах, местожительство более всего подходило для Великого Предтечи. Таким образом, у братства снова появилась церковка в честь Иоанна Крестителя, в которой отец Харалампий после хиротонии служил каждый день. Порядок же бдения был следующий.

С утра до полудня отцы занимались либо рукоделием, либо физическим трудом. После полудня каждый брат удалялся в свою келию, где час — два молился по четкам за вечерню. Если оставалось время, то можно было и почитать.

Братство старца Иосифа в последние годы. Посередине (сидит) — старец Иосиф, слева направо: отец Афанасий, отец Ефрем (Филофейский), старец Арсений, отец Иосиф (Ватопедский), старец Феофилакт и отец Харалампий

Потом предлагалась общая трапеза, постоянной основой которой, после того как у Старца появились молодые монахи, перестала быть пища без масла. В пище стали придерживаться обычного порядка установленных постов. К этому выводу Старец пришел, когда понял, что молодое поколение не обладает силами для непрестанного поста. Таким образом, всю тяжесть подвига он перенес на спасительное послушание и всегдашнее бдение, благодаря которому, как он говорил (со слов старца Арсения), открываются душевные очи у всех нас. Пост же был соразмерный и с рассуждением.

После общей трапезы братия удалялись для телесного отдыха на три — четыре часа. При заходе солнца они вставали, приходили к Старцу за благословением и одновременно имели благословение попить кофе, помогающего в бдении. Для поддержки наиболее немощных разрешалось небольшое угощение [86], по желанию.

С двенадцати часов по византийскому времени [87]отцы совершали бдение каждый наедине. С шести часов до восьми тридцати совершалась ежедневная Божественная литургия. После литургии братия отдыхали еще часа два, чтобы потом с готовностью приступить к работе, в совершенном молчании, кроме крайней необходимости, отдавая себя полностью делу послушания. Одновременно устами они непрестанно проговаривали молитву. Иногда — «Господи Иисусе Христе, помилуй мя», а иногда — «Пресвятая Богородице, спаси мя».

Из того же самого опыта старец Арсений говорил нам: «Когда днем ты с ревностью выполняешь послушание и одновременно твои уста непрестанно шепчут молитву, то внутри ты чувствуешь такое успокоение и радость, что и дневные труды вменяешь ни во что. Особенно же ночью с теплотой, приобретенной днем, ты совершаешь бдение с такой легкостью, что оно не утомляет тебя, а проходит, как праздник.

Однако бывает часто, когда днем каким-либо преслушанием, празднословием, прекословием, неким гордым, завистливым, осуждающим помыслом мы дадим к тому повод, непрестанная молитва прерывается на устах, а ночное бдение превращается в мучения и труд. А иногда это случается и без всякого повода с нашей стороны.

С помощью строгого самоиспытания мы находим любые свои ошибки и, поисповедовавшись в них с покаянием и смирением, возвращаемся в прежнее устроение. Если же мы не даем повода [88], то вынуждены признавать, что претрудное ночное бдение является не нашим собственным делом, но даром Божиим, которого Он лишает нас тогда, когда этого пожелает. Получая такой урок, мы принуждаемся жить во всегдашнем страхе Божием».

В Новом Скиту есть калива, посвященная памяти двадцати святых Бессребреников. В этой каливе на протяжении многих лет подвизался иеромонах Иоаким (Специерис), автор известной книги «Пустынница Фотиния». С этим великим старцем жил один благочестивый монах, по имени Феофилакт.

После преподобнической кончины своего старца монах Феофилакт, снедаемый духовной жаждой, лишь заслышав о славе святых старцев Иосифа и Арсения с их благочестивым братством, тотчас поспешил познакомиться с ними поближе и получить пользу. В результате он, подобно рыбе, попал в сеть, очарованный медоточивыми словами старца Иосифа.

Старец, видя искреннее стремление и благоговение отца Феофилакта, принял его в свое братство и постриг в великую схиму. С тех пор и отец Феофилакт стал следовать в своей каливе в Новом Скиту такому же порядку во бдении.