Людмила Зотова - Дневник театрального чиновника (1966—1970)

Приезжаю в Москву, еду сразу на работу, узнаю, что Тарасов искал какие-то материалы, требовал. Будорагин, так как Шумова отправили в командировку, нашел и отдал ту дурацкую бумажку, какую я кропала без охоты и смысла. А в общем-то, моего отсутствия, по существу, никто и не заметил. Увидела Голдобина, рассказала ему о товстоноговском спектакле и «Мистерии — буфф».

А Шумова вместе с Калашниковым (зам. директора Института истории искусств) отправили накануне в Ригу смотреть в ТЮЗе пьесу Паперного «О Светлове», так как Владыкин психует, боится, что там что-то не то, что там отражена литературная «борьба».

Все сегодня были на коллегии, где «Сама», как почти всегда, унижала своих подчиненных мужиков, не давая им сказать ни слова, тут же перебивая. Отвратительная картина распоясавшейся бабы, дорвавшейся до неограниченной власти.

В 10 утра позвонил Николаев (композитор, автор музыки к «Мистерии — буфф»), я ему вкратце рассказала о своих впечатлениях, из замечаний сказала только о песне «Все выше и выше…». Потом к вечеру позвонил Эйдлин, тоже поделилась тем, что думала. В общем, у него примерно те же ощущения, он видел спектакль 5 ноября. Он считает, что Фоменко равен по таланту Маяковскому, а вот материал сопротивляется.

Вечером была вместе с Борисом Владимировичем на «Пугачеве» на Таганке. Спектакль очень хорош найденной образностью, строгостью решения, созданной атмосферой, многочисленными находками: Три мальчика-певца, Три мужика под колоколами, эти женские фигуры скорби и т. д. Борис Владимирович сказал, что, в общем, спектакль ему понравился, что Любимов — все же талантливый и изобретательный человек, что вот он выходит из трудного положения — поисков новых находок в старых приемах. Но что надо бы сделать — унять крик и два-три места сделать статичными, чтобы динамика воспринималась больше. Что хорош свет — работа с красными подсветами, зеленый, когда на черном фоне воздеты руки, женщины — это все хорошо. А в общем, это литературный монтаж, которых в первые годы революции было много и они были не хуже сделаны. Приятно, что этот памятник Есенину есть, что его драма впервые в Советском Союзе ставится. Но интермедии (они здесь остались без текста), в сущности, являются инородным телом и вносят в эту строгую и единую постановку лишь «любимовский» элемент, который на фоне прекрасного и не нуждающегося в уточнениях Есенина особенно виден.

Вернулся из командировки Шумов. Пришел Кудрявцев, рассказал о вчерашней коллегии подробно и о замминистре Министерства культуры РСФСР Е. В. Зайцеве, о котором мне уже говорили, что это Шкодин в кубе. Кудрявцев всех представил в лицах и создал гнусный образ.

Потом звонила в Малый театр его нынешнему директору Солодовникову, он не пускает Варпаховского в Болгарию, при этом Солодовников на полном серьезе заявил, что если его прислали «возрождать!» Малый театр — то надо не мешать, а помогать, а то вот с ним не согласовали и отнимают лучшего режиссера. Договорились, что Варпаховский поедет не с первого, а с пятнадцатого апреля.

Сегодня воскресенье. Звоню из дома в Ленинград Головашенко, чтобы узнать, что нового с «Мистерией». Он говорит, что был в субботу в театре, но Фоменко не было, что слухи ходят неприятные, что к спектаклю очень настороженное отношение, что в следующую субботу будут смотреть партийные органы, что приказано никого на спектакль не пускать.

В Управлении все последние дни таинственно и напряженно, совершается что-то «значительное» и непонятное. Все говорят о столкновении двух сил. Что на «Большевиках» мы или выиграем, или проиграем, и тогда, возможно, кто-то «полетит» — может, Тарасов, а то и Фурцева. Начальство ничем не занимается, да его, по существу, здесь и не бывает, все на Куйбышева, а здесь одна многозначительность. Но сегодня на этом нервном фоне совершается еще одна подлость — Владыкин решает рижский ТЮЗ в Москву все же не привозить, уговаривает Тарасова. Голдобин мчится на Куйбышева, чтобы предотвратить это глупое решение, но, видимо, остается в одиночестве или его тоже уговаривают. И все начинает крутиться в обратную сторону — отмена афиши, объявлений по радио и в «Вечерней Москве» и т. д. А Кудрявцев должен звонить в Ригу, сообщить об этом решении Министру культуры Каупужу — все, в общем, от страха одурели. А «борьбу» за «Большевиков» продолжают вести не от принципиальности, а потому, что отступать поздно. За эти дни ими создана бумага для ЦК против Лита. И вот чья перетянет, чья… Отсюда эта несвоевременность привоза спектакля с «литературной борьбой», хотя Шумов и Калашников утверждают, что там ничего этого нет, а то, что и было, по их просьбе, театр уточнит.

Вечером у нас было отчетно-перевыборное партийное собрание. Более гнусного я уж не помню. Все только хотят устроить свои делишки. Выбирают такой состав партбюро: Малашенко (член Репертуарной коллегии) — секретарь (он надеется, что это поможет ему стать главным редактором Репертуарной коллегии), Трубин (инспектор) — зам. секретаря (этот мечтает стать заместителем начальника нашего отдела), Шумов — тоже зам, Тарасов и Цирнюк — члены партбюро (Тарасову положено по должности). Мои теории, будто что-то грядет на смену воспитанникам сталинской эпохи, разбиваются в прах.

Сегодня весь день занимаюсь с театральными делегациями, польской, словацкой, составляем программу, устраиваю в театры.

Все у нас делается безмерно глупо — то замминистра Попов сказал, что нашей делегации в Польше делать нечего, а сегодня на зарубежной комиссии Фурцева сказала, что ехать надо. Поэтому из-за того, что вовремя не выехали, А. Попов полетит всего на три дня (27 ноября у него «Иван Грозный»), а Владимиров, как оказалось, и выехать не может, т. к. у него лишь туристический паспорт, — и так все, и так во всем. Это и плохо, и хорошо, что-то вдруг может как-то неожиданно обернуться, ну а ты тут уж используй момент.

Итак, говорят, что мы «победили» Лит. Но Фурцева, которая наконец, видела «Большевиков» в субботу, т. е. 18 ноября, решила, будто бы по собственной инициативе, настаивать, чтобы Шатров переработал сцену «о терроре», сократил ее, об этом вроде сегодня два часа шел у нее разговор с Шатровым. И она, используя прославленную методу кнута и пряника, за «переделку» велела послать его в Польшу, как награду за послушание. Но тогда спектакль не только потеряет смысл, но и превратится в свою противоположность. Ефремов боится, как бы Шатров не согласился, а театр на переделку все равно не пойдет. Сегодня театр поехал в Польшу на этот злосчастный фестиваль.

Утром приехал Головашенко и рассказал, что 21 ноября «Мистерию» смотрели представители Лита, дали свои замечания, поэтому 22 ноября Григорьева, Владимиров и Фоменко были у Витоля, который изложил всю сумму претензий. Но Фоменко сказал, что он создал партийный спектакль и ничего переделывать не будет. А когда вечером я позвонила Григорьевой, то она сказала, что с ней разговаривал «Первый» из обкома и грозил снять ее с работы, а Витолю дать выговор за то, что театр вопреки приказу Министерства культуры СССР работал над нелитованным произведением, и что Фоменко сегодня выезжает в Москву.