Гавриила Брилиот - В поисках совершенства в мире искусства. Творческий путь отца Софрония

Люди стали стекаться к отцу Софронию в поисках духовного руководства, и вокруг него собралась небольшая группа. Таким образом, были посеяны первые семена для создания будущего монастыря. Некий господин Бедер-Хан, курд, предоставил в распоряжение отцу Софронию свой хлев, известный под названием «ля Бержери» [129], расположенный во фруктовом саду на другом конце города, куда отец Софроний ездил на скутере. Это была длинная низкая постройка: на первом этаже располагался ряд комнат с отдельным входом в каждую, и еще было несколько комнат наверху. Одна из них была превращена в церковь, следующая за ней комната была отведена под кухню, в конце была маленькая трапезная. Комнаты наверху использовались для жилья. Из письма отца Софрония:

«Объясню тебе насчет нашей церковки. Мы имеем небольшой дом, часть которого обращена в церковь. Это раньше было старое помещение, склады и сараи (каменные) одной сельскохозяйственной фермы. Это старое здание мы переделали таким образом, что там теперь могут жить четыре-пять человек и всегда находиться при церкви. Конечно, ты понимаешь, иметь СВОЮ церковь — это чрезвычайно редкая привилегия. Церковка наша небольшая. В нее не допускаются свободно все, кто хочет. Пользуемся ею мы, группа лиц, живущих в Сен-Женевьев-де-Буа; большинство из нас монахи и монахини. Всего нас 20 человек» [130].

Эту церковь все вспоминали с особой любовью и ностальгией. Несмотря на то, что уже после переезда отца Софрония в Англию, были предприняты попытки воспроизвести ее убранство, воссоздать эту атмосферу не получилось. Церковь имела прямоугольную форму, примерно четыре на восемь метров, и посередине была разделена стеной. Стена разделяла неф на две части, от задней стены до иконостаса. Это звучит странно и кажется необычным для церкви, но все, кто там бывал, говорили, что это была самая прекрасная церковь, которую они когда-либо видели. Отец Софроний создал особый цветовой интерьер: пол был красный, стены — коричневые, а потолок — голубой. Это должно было символизировать, что мы стоим в аду (красный), окруженные землей (коричневый), и стремимся к небу (голубой). Иконы иконостаса были написаны отцом Григорием (Кругом) [131]. Отец Софроний попросил его использовать палитру земляных красок, что придавало иконам особенно смиренный вид в отличие от обычной цветовой палитры, используемой Кругом. Отец Софроний очень дружил с ним и с его духовным наставником, отцом Сергием (Шевичем). С последним отец Софроний вел переписку со времени пребывания на Афоне. Отец Сергий и отец Григорий жили в Свято-Духовском скиту в Ле-Мениль-Сен-Дени. Отец Григорий расписал там церковь, в которой находится его знаменитая фреска Воскресения. Впоследствии отец Григорий был похоронен в скиту, за алтарем церкви.

Отец Григорий (Круг) изучал иконопись вместе с Н. Гончаровой. С тех пор, как Гончарова переехала в Париж, помимо работы над сценическими декорациями для С. Дягилева, она также развивала иконописное и духовное видение, стараясь соединить его со своим художественным стилем. Несколькими годами ранее датируется замысел балета о Литургии, который не был осуществлен, однако большая часть эскизов декораций была ею подготовлена. Один из них — набросок фигуры архангела в полный рост, в византийском стиле, с шестью крыльями, изящно сложенными вокруг его тела, — соединяет в себе традиционный иконографический рисунок в сочетании со стилем, объединяющим модернизм и динамическую композицию. Стоит привести некоторые слова Н. Гончаровой в защиту ее религиозного искусства, поскольку они показывают достаточно глубокое его понимание:

«Спорят и спорят со мной о том, что я не имею права писать иконы: я не достаточно верую. О Господи, кто знает, кто и как верует… Мои иконы, говорят, имеют другой облик, чем старинные. Но какие старинные. Русские, Византийские, Малороссийские, Грузинские, самых первых веков или самого последнего, после Петровского времени. Что ни народ, что ни век — другое обличье. Человек самые отвлеченные вещи может понять только в тех формах, которые он чаще всего видит, плюс все, что он видел созданным искусством, то есть закрепленным в каком-нибудь материале, пониманием или, вернее, воспоминанием предыдущих художников, конечно, из всего этого материала он воспринимает только то, что звучит в один тон с ним» [132].

Были и другие художники, которые обратились к иконописи. Самым выдающимся из них был Д.С. Стеллецкий, расписавший храм Сергиевского подворья в Париже, превратив бывшую лютеранскую церковь в теплый православный храм.

В начале 1900-х годов художниками русской эмиграции было учреждено общество «Икона», куда вошли отец Григорий Круг, Георгий Морозов, сестра Иоанна Рейтлингер, Тамара Ельчанинова, Иван Билибин и другие. Они занимались организацией выставок и семинаров, стремясь сохранить живую традицию русской иконы.

Существует групповой снимок, сделанный в «ля Бержери» 11 сентября 1958 года, где среди прочих присутствует также Леонид Успенский [133]. Именно ему отец Софроний доверил написание первой иконы тогда еще не канонизированного старца Силуана. Святой повернут к зрителю в три четверти, держит свиток и обращает свое прошение ко Христу, Который изображен в голубом полукруге в верхнем левом углу иконы. Слова, написанные на свитке, были выбраны Успенским как главная тема писаний старца Силуана: «Молю Тебя, Милостивый Господи, да познают Тебя Духом Святым все народы земли» [134]. Отец Софроний был очень доволен выбором именно этих слов, и с тех пор они стали изображаться на всех последующих иконах святого. В то время Успенский преподавал иконопись, и отец Софроний посылал на эти занятия своих монахов. Успенский написал еще две иконы для отца Софрония: большой запрестольный образ Христа-Пантократора и небольшую икону св. Серафима Саровского.

Среди русских иконописцев была также мать Феодосия, которая снабдила отца Софрония художественными принадлежностями, когда он был на Афоне; преподобномученица Мария (Скобцова), с которой, впрочем, отец Софроний никогда не встречался, поскольку она погибла в концлагере за несколько лет до его приезда во Францию (однако он был знаком с ее матерью, Софьей Пиленко).

Несмотря на то, что второе пребывание отца Софрония в Париже длилось около двенадцати лет, мы не будем останавливаться на этом периоде его жизни, поскольку в это время он почти не занимался иконописью. Одной из причин было состояние его здоровья: в 1951 году он перенес серьезную операцию, которая ослабила его здоровье на несколько лет.

«Я был оперирован и, став инвалидом, уже не смог возвратиться в мою пустыню. Началась новая жизнь: живу среди людей — самого различного характера, различного происхождения, различного социального положения. Многие сотни людей поведали мне свою жизнь. Так, слушая, я получал опыт жизни через других людей, расширялся мой кругозор, мое восприятие мира становилось все более и более объемлющим страдания и часто радости людей» [135].