Гавриила Брилиот - В поисках совершенства в мире искусства. Творческий путь отца Софрония

Вместе с этим перед художниками, обратившимися к иконописи, возник вопрос, какой традиции следовать. В древности существовало много разных иконописных направлений. Ни одно из них не является более каноничным, чем другое, разница, в основном, была обусловлена географией, и она свидетельствует о естественной эволюции стиля на протяжении веков. Мы уже упомянули рассуждения Н. Гончаровой о традиции и стиле, которые вкратце заключаются в следующем: важно, что истина касается каждого человека настолько, насколько она откликается в нем. Отец Софроний выражает ту же самую мысль:

«Сила воздействия иконы (или иного произведения живописи) зависит не только от качества, если хочешь — скажем, объективного достоинства произведения, но и от того состояния, в котором пребывает зритель в тот момент. Если в выражении Образа было нечто, соответствующее Твоему духовному состоянию, то нетрудно понять Твои глубокие переживания, вызванные этим Образом…» [164].

Иконы святых изображают людей, которые прожили святую жизнь и пережили духовное преображение, преобразование, приблизились ко Христу, исполнив заповедь, восстановив свою сущность по Его образу и подобию. Это передается внешними средствами, поскольку запечатлеть внутреннее духовное состояние невозможно, хотя именно к этому стремился и именно этим, насколько это было возможно, занимался в живописи В. Кандинский. Это достигается с помощью особого стиля, присущего иконе как образу внутреннего человека, человеческой души. Таким же был подход и у русских художников-портретистов XIX в., таких как В. Серов. В своих портретах они стремились не только передать внешнее сходство, но изобразить человека во всей его полноте; средства же, которыми они пользовались, были не духовными, а психологическими. П. Кончаловский и его современники сделали осознанную попытку отойти от такого подхода к портретной живописи, они смотрели на всего человека, персонифицируя в изображаемом все человечество, наделяя его лишь некоторыми чертами внешнего сходства. Здесь они оказались близки к идеям и идеалам искусства античной Греции. Но икона не является частью этой художественной философии. Икона сосредотачивается исключительно на внутренней жизни человека, на состоянии души и духа, и это достигается не внешними психологическими средствами, а через особый стиль выражения, свойственный иконописи.

Икона должна пробуждать молитву, открывать молящемуся дверь в иной мир, вести к вечности. Какими именно техническими средствами это достигается — не так важно. В XX и XXI веках большое значение придается внешним средствам, технике и канонам иконописания. Если этот подход к иконописанию становится строгим и застывшим, то создается эффект, похожий на тот, который мы видим в иконописи итальянского стиля: изображение получается мертвым, не в возвышенном смысле, но в нем умертвляется другое измерение и изображение остается лишь образцом мастерства в художественном смысле. Эти виртуозные образцы художественной техники не вдохновляют на молитву. Другим «современным» веянием является точное копирование, что также приводит к созданию безжизненных икон. Отец Софроний был против точного копирования: « Когда Вы пишете икону, не надо ее копировать в точности. Не потому что у Вас не получится написать ее так же хорошо, как в оригинале, а потому что она уже была написана, она существует в истории — не нужно повторять ».

Что касается отношения отца Софрония к ценности иконы, то его описание своих чувств при посещении храмов Московского Кремля, когда он приехал в Россию впервые через пятьдесят лет после своего отъезда, передает ясно его отношение:

«Икона Архангела Михаила в соборе Архангелов затмила собою все прочее. Думаю, что если эту икону выставить среди величайших произведений всей эпохи Возрождения, среди таких мастеров, как Тициан, Рафаэль, Веласкес, Рембрандт, Тинторетто, Мурильо и им подобных, Икона Архангела явилась бы как солнце среди звезд. Непонятно, как оказался возможным такой “аристократизм”, такая необычайно высокая культура в стране после более чем двухвекового насилия, разбоев, побоищ со стороны татарщины. Воистину это великое чудо. Когда входишь в Успенский Собор, то дух захватывает от красоты его, от благородства фресок, бесподобных фигур на колоннах и стенах. Мне было приятно думать, что от огромного количества подлинных шедевров XIV–XV веков осталось все же немного более, чем я думал…» [165].

Отца Софрония можно назвать цельным человеком. Он был щедро наделен различными дарами, и все их отдал для служения Богу. Он вернул обратно все, что получил, как жертву благодарения, все целиком. Это принесло плоды в его иконописи и настенных росписях. Судьба отца Софрония уникальна в том смысле, что он прошел через светское искусство, отошел от него, полностью отрекся, чтобы служить Богу. Это было полным посвящением себя Богу и отказом от всего остального. В более поздний период своей жизни он снова взялся за знакомые ему кисти и краски, чтобы выразить то, чему он научился и что познал в течение многих лет духовного поиска и подвига на Афоне. И он стал писать не в каком-то историческом или светском стиле, а в русле иконописной традиции. Его работы были целиком предназначены для молитвы. Он стремился передать свое приобретенное знание в рамках строгой формы иконописной традиции. Многие годы, проведенные без занятий живописью, имели решающее значение. Он сбросил с себя ветхую одежду, прежде чем облечься в новую. Отец Софроний оставил искусство и никогда не думал к нему возвращаться [166].

«Как это ни странно, несмотря на то, что я уже старик, что я 36 лет не работал как живописец, вижу, что во мне осталась живою эта “жила”. То, что я снова вижу в себе, было в свое время поводом к полному оставлению живописи. Нельзя разделяться внутренно до такой степени. Если хочешь сделать что-либо, скажем хотя бы “сносно”, то необходимо полное внимание отдать этой работе, что стоит в противоречии с иными исканиями моей души. Но увидим, что Бог даст» [167].

Отец Софроний посвятил все свои способности служению Богу, так что когда он стал писать иконы, он использовал уже имевшиеся в нем таланты. Он использует то, что ему известно, технические приемы, которым он научился в художественных школах и почерпнул в поздних модернистских направлениях, чтобы изобразить иконописные лики и передать стремление к Вечности. Выразительность образов на его иконах рождается из его понимания аскетической и духовной жизни, приобретенного многими годами молитвы и покаяния. Итак, мы можем утверждать, что отец Софроний посвятил все свои дары служению Богу, что характеризует его как по-настоящему цельного человека, человека в полном смысле этого слова.