Людмила Тарнава - Абхазский дневник

Зашла к жене Ж. Хашба за стаканом кипятка. У них горит печка, тепло. На печке горячий чайник! Счастливые люди! Не всем так уж плохо, как мне. Одинокому, пожилому, да еще больному, хуже всего сейчас. Где она, эта помощь, и от кого? Лиза, моя давняя приятельница, пришла на мой зов и лишь отругала сказав что ей не до меня и не нужна я, мол, ей. Вот так-то! А лет 25 тут рядом в общении были. Она – эстонка. И как все эстонцы, эгоистична и черства. Вот что делает война с людьми.

С утра грохает отсюда «Град». Говорят, что абхазцы готовят наступление на Сухум (то ли 1 марта, то ли к 4 марта), а отсюда им не дают проводить дислокацию войск. О, Господи, что нас-то ждет?! Уцелеем ли мы в этой заварухе? О наступлении уже сотни раз было говорено, однако. И потом, кто громогласно объявляет об этом? Новая военная тактика, что ли, когда, по-моему, все должно быть как раз наоборот, скрытно. Поживем, вернее, переживем, увидим.

Кто-то на мою дверную ручку снаружи повесил сумку, а в ней литровая банка мясного супа и пшеничная лепешка. Дед Мороз? Почему не постучали? Дверь моя вовсе открыта специально, лишь на цепочке. Не захотели зайти, увидеть? Все равно – спасибо! Но суп-то холоден. Если бы у меня было топливо, я бы и сама чего-нибудь сварила. Ничего, подогрею, есть еще кусок фанеры – сосед нарубит. Вот так я и живу, мыкаюсь. Зашла Нина соседка. Занесла 2 пирожка с повидлом. Есть еще добрые люди, кроме Вали Тарба и Лизы Лутс.

1 марта 1993 года

В последнее время по вечерам стрелять из автоматов вокруг дома что-то перестали. Не до того, наверно, или надоело.

Вечером 28-го февраля я приготовилась к наступлению из-за Гумисты: соорудила баррикаду из табуретки и диванных подушек над головой постели, прикрыла свое «дитя» телевизор и легла в 7 ч. и стала ждать. Было тихо, так и уснула. В 130 ч. ночи проснулась от дробной автоматной очереди близко за окном. Потом все стихло. Так и не дождалась никакого наступления. А душа была в пятках весь вечер.

Утром встала и решила пойти искать хворост, несмотря на хрипы в бронхах. Совсем нет огня, а, значит, и горячей еды, не все, однако так бедствуют в Сухуме. У соседей, наверху, у русских, даже газ горит. Купили за 1.000 рублей. Но это надо еще иметь баллон и приспособить к плите. Для меня это нереально. Итак, у них горит газ, на плите большая полная кастрюля кипит борща… Да, трудно всем, но невыносимо не всем, а лишь подобным одиноким бедолагам, как я. Вот я и считаю, что они-то (т.е. и я), перемрут от такой блокады в первую очередь.

Итак, больная, по-дрова. Иначе без еды останусь. Кашляя, сморкаясь, с хрипами в бронхах, взяла я большую сумку и шнур для вязанки хвороста и отправилась за ним аж от нашего «Колоса» до автобусного гаража на улице возле Тархнишвили. Там я приметила давно валяющиеся ветки от срубленного платана. Пешком туда и обратно! Шла через перрон ж.д. вокзала. Там уже растащили скамьи для сиденья, стоящие на перроне, деревянные, на дрова. Обычно я там отдыхала, идя пешком с базара и работы. Скамей уже нет. Один приличного вида мужчина тащил домой кресло из зала ожидания на вокзале. Все тащат и тащат! Ломают и жгут, как вроде бы «после нас хоть потоп». Выгружали целый вагон пшеничной муки. Но куда она девается потом? Наверно, для армии и своего населения. Стоят грузовые машины с ящиками мандарин. Увозят в Грузию. Но сколько вывезешь? Видела у частных домов выброшенные на улицу срубленные деревья мандариновые. И впрямь, кому они теперь, бездоходные, нужны? Вырубят их и посадят дорогой картофель. Как в Белоруссии будем жить. Я запыхалась со своей бронхиальной одышкой. Наглоталась очень холодного воздуха. Еще больная, вспотела. Как потом не заработать осложнение. Ну, а что же делать? Самое тяжкое, что нет у меня огня и уже кончились запасы воды. А воды нет нигде. И дождевой – тоже. Туалет промыть нечем. Где-то, говорят, есть бассейн с дождевой водой, надо пойти. Схватим мы без питьевой воды эпидемию. Странно, раньше и без эл. энергии кое-где во дворах иногда шла вода. Теперь ее нет. Без света можно жить, ложась рано спать, но как мне быть без воды и огня. Мне нужен горячий чай, больной, а его у меня нет. Грузины стойко все переносят. Еще бы! Мука у них есть, огонь – тоже. Вот с водой худо, но и ее находят. Все терпят, не сетуя, считая, что их борьба – это борьба за право дело. Пленка на моем выбитом окне утром вся запотевшая и мокрая – течет прямо с нее. И это внутри очень холодной квартиры. Слава Богу, что пока хоть есть крыша над головой. А если вдруг наступление и дом разнесут наш? Боюсь, что не выдержу я этих тягот. И весной, и летом будет тяжело без огня и воды. Даже хуже – грозит эпидемия. Кругом разор и запустение, а работники зеленого хозяйства что-то делают: подрезают кусты, копают газоны. А пальмы от мороза здорово пострадали. Очень была холодная зима, как мы выжили, не знаю. Я уже не купалась больше 2-х месяцев, месяц не мыла голову – негде нагреть воды, нет воды. Белье постельное все черное от сажи, пижама – тоже. Полный шкаф чистого белья, жаль пачкать и его грязным телом – негде потом постирать. Мы уже как бомжи стали. И о нас молчит Центр. ТВ!!!

По дороге обогнала большая, крытая брезентом, машина. Я разглядела в ней ящики с бутылками шампанского. Надо же: блокада и прорва у нас тут шампанского! Пир во время чумы? Куда и кому оно? Кругом на кучах мусора лишь из-под него пустые бутылки.

Говорить мне рядом не с кем, и потому я свои мысли поверяю дневнику.

А я слышала, что не 1 марта, а к 4-му марту собираются абхазцы штурмовать город, хотя считаю – это чистым безумием и авантюрой. Ни от нас, ни от города ничего не останется и не возьмут его при этом.

В день советизации Абхазии – 4 марта!? О, Господи, кому нужна сейчас советизация?.. В то же время пока, ничего отличного от прежнего, я не вижу. Тот же диктат и тоталитаризм. Но в еще худшей форме.

Продолжаются грабежи и заселения квартир. У нас в доме среди бела дня обокрали русскую квартиру при ушедших в город хозяевах.

Разгромили и ограбили квартиру Юры Чкадуа и его жены – Св. Амашукели.

Люди тащат питьевую воду пешком откуда-то из Нового района. И еще неизвестно качество этой воды.

Люди приспособили коляски, тачки, сумки на колесиках для дров, рынка и таскания др. тяжестей. А ведь была и у меня такая сумка, и у сестры Риты. После ее смерти все выбросил дурак Лева. Как бы эти сумки сейчас облегчилимою жизнь.

Зашла к Ляле Инал-ипа. У нее весело гудит печка. Полно кипяченной воды. Я напилась просто воды от души – теплой, кипяченной. Она дала мне 3 штуки пресных оладика на обед. Вот так и живем – маемся. Доколе?!

Осенью объедались дешевыми фейхоа затем – мандаринами, теперь – апельсинами, 20 р. за кг. Только и остается поглощать цитрусовые, благо их варить не надо и им не требуется огонь с дровами.