Людмила Тарнава - Абхазский дневник

Итак, уже 1 кг. муки стоит 2.000 р. Для сравнения: новую пенсию назначили всем одну – 4.600 р. Это на 2 кг муки. Вот так и живи. И на 1 кабачок – 500 р. Что купоны, что рубли – все равно. Гиперинфляция убивающая наповал.

23 июля 1993 года

Всю ночь молчали все пушки – тут и там. Я с раннего утра ушла с ведром к источнику с водой и просидела там в очереди до 10 ч. утра. Затем решила пойти на гору, где мимозовая роща за «Колосом» и водонапорная колонка. Там много сухих срезанных мимозовых веток. Грузинки и зимой-то хворост на улицах не собирали. А сейчас и вовсе у многих керосинки, керогазы, примусы… Лишь я и немногие бедолаги топят печки, чтобы сварить похлебку какую-то. Там, где лесок и рощица – русское простонародье тут как тут. Интеллигенция, «гнилая», по-Сталину, мыкается больше всех. Вышла даже к кладбищу лечкопскому. Там армянская школа, пустая, во дворе танк и двор покрыт маскировочной сеткой. Поспешила уйти, чтобы не выдворили. Но я никого вокруг не увидела, пусто, ни души.

Шла и думала: настанет ли время, чтобы все пережитое мной тут я буду вспоминать как страшный сон.

Утром у источника агрессивные мегрельские женщины «решали» абхазскую проблему. Обзывали Ардзинба психически больным, категорически против его возвращения на пост Председателя Верховного Совета Абхазии. Какие-то слухи о его смещении и назначении на его место Анкваба. Кем, когда, зачем – неизвестно. Анкваб им больше импонирует.

Так хочется чистой воды: лето, жара, а воды все нет.

Пользуясь тишиной, решила пойти в Ачадара к роднику. Все водные источники, которыми я пользуюсь, сомнительны, пить сырую эту воду нельзя, лишь родниковую можно еще пить сырую! Да и то едва ли. Шла и рисковала попасть под обстрел, погибнуть за баллон воды. И стрелять начали, но я уже шла вперед, не вернулась. У родника даже была слышна очередь из минометов. Пряталась в укрытии. Народу за водой было мало, но мужчины привозят на тачках бочки пластмассовые, бидоны огромные… А у меня всего два баллона по три литра. И не пропустили. Я ждала больше часа, рискуя быть убитой. Когда я их упрекнула, они обиделись. Считают свой народ благородным, рыцарским, а не пропустили пожилую женщину с двумя банками – полведра-то всего. Не может быть благородным весь народ – в нем есть разные люди. Что такое благородство, рыцарство, джентльменство? Это воспитание и внутренняя культура. По дороге еще собрала полную сумку дров. Так и тащила все с трудом – воду, дрова. И уже перед своим домом, под своими окнами упала, зацепившись ногой за неудобную сумку с дровами. Один баллон разбился вдребезги, другой опрокинулся и вылился. Было очень обидно, а я рисковала жизнью из-за этой воды. За что-то меня наказал Бог. За что? Я только турнула эту надоедливую кошку, брошенную уехавшими навсегда соседями, как тут же упала. Не надо было ее гнать? Но уж очень она мне надоела и жалостливо все время смотрит на мои окна. Кормить нечем, хлеба у меня давно нет, я ем одни овощи. Чем мне еще и кошку кормить? Только этой проблемы мне в этой жизни такой не хватало. Зачем мне чужие животные, я сама на грани выживания.

К вечеру начала сильно бить отсюда пушка. И это грузины тут оправдывают. Мол, если не бить, то абхазцы норовят идти сюда. Значит, нет им сюда вообще пути – дороги. А затем оттуда начали тоже отвечать, и где-то рядом упал снаряд. Я выбежала в подвал. И эти разговоры о договоре. Гудаутцы вообще ни о каком договоре не говорят – он, такой, им не нужен. Вчера грузины будто все до единого снаряда выпустили за Гумисту. Я думала, напоследок. Нет, и сегодня долбят туда.

24 июля 1993 года

Всю ночь «пукала» их пушечка за Гумисту. Я лежала в комнате и слышала: «пук, пук…». Не выдержав, ушла спать в ванную комнату. Спасая лишь себя тут, они подставляют под удар всё остальное население города. Придут, значит, абхазцы и всех ихубьют – лучше всем вместе от снарядов погибать. Лишь о себе думают. Только за этоони могут быть неприятны. Ведь другим абхазцев опасаться нечего – русским и другим, кроме грузин, которым все равно кто будет здесь: абхазцы или грузины.

Можно и молчать, терпеть, погибать вместе с ними молча, но заискивать – то перед ними, как делает это О.М., зачем? Пусть они заискивают перед другими за то, что подставляют под удар всех живущих в городе. Как она подстелила коврик под толстый зад Талико. Готова лечь и позволить им ходить по ней. Тошно же смотреть!! Молчи, но не унижайся – из-за них же тут погибаем, не из-за абхазцев. Они ночью на все «пуканья» так и не ответили из-за реки. А ведь на них отсюда летели снаряды – могло лопнуть терпение. А может на центр Сухума бросали – мы не знаем.

А гудаутцы со своим радио тоже хороши. Меня, к примеру, не интересует, что делается в их осином гнезде в Тбилиси. Эти взаимные обличения и пустословия надоели и раздражают. Занятые новым перераспределением кресел и взаимным вручением высших наград, в Тбилиси вовсе позабыли о народах Абхазии. Бросили на произвол судьбы погибать от голода, снарядов и холода зимой. Дерутся за территорию без людей. Потому и говорят все, что в тяжелом 1941 году жить было легче, чем сейчас. Пусть бы лучше гудаутцы сказали нам, сколько это будет тянутся и когда кончится такая наша жизнь. Или все будет тянуться годами как в Карабахе. Гудаутские эмоции, подкалывания противника уже надоели. Если нет сил, пусть бы так и сказали.

Тут люди уже все видят кто и почему без конца стреляет, чья вина в обстрелах города. Но русские трусят, возражают и спорят с опаской. Вот и будут молча погибать. Говорить бесполезно – так не надо хоть поощрять унижаться и заискивать. Пусть видят они тут хоть молчаливое осуждение. И поддакивать не надо – молчать уж – и всё. О себе они лишь думают. Только о себе! Во всех отношениях. За что их уважать тогда? И это «благородный» народ? Оттуда молчат, не стреляют, а отсюда все время палят и вызывают огонь. Пушки маленькие, как кузнечики, прячутся между домами и постоянно передвигаются, а ответный огонь принимают наши дома, среди которых пушки и прячутся. И это тоже будто они не видят, оправдывают свои пушки. Не было у меня ненависти, но от всей этой несправедливости я начинаю закипать. Трудно тут сдержаться. Да их скоро уже за всё это возненавидят и все другие, за их эгоизм, ложь и несправедливость. Бог, он все видит, где ложь, а где правда.

Утром давали развесной турецкий маргарин, видимо из гуманитарной помощи. По 800 р. за кг. Давали на 1.000 р., но мне не досталось – кончился. Мне вообще не везет в очередях и с продуктами – помру я от голода. В очереди опять почти все русские и армяне. Грузины подходят, презрительно оглядывая очередь норовят брать без очереди. И ухитряются, берут. А у кое-кого он уже дома есть.