Александр Локшин - А.Л. Локшин – композитор и педагог

ценности, о которых мы с Вами часто говорим. Если бы я стала писать здесь

121 Ирэна Владимировна Лаврентьева (1931-1981), музыковед, кандидат искусствоведения.

ПИСЬМА

124

о том, чем именно она мне дорога, – это заняло бы еще 10 страниц. Да я и

пыталась это сказать в тех статьях и заметках, которые Вы читали.

Так вот, если Вы иной раз, когда я приношу в Ваш дом цветы,

смущаетесь и говорите, что «это все-таки незаслуженно», – Вы не

понимаете какой-то простой вещи – того, что общение с Вами так много

дает мне, – кажется, за эти 2 1/2 года я узнала целый новый мир (хотя я

познакомилась с Вами уже в достаточно солидном возрасте, весьма далеком

от юношеской восторженности, и что-то все-таки уже имея за душой) – и

естественное чувство благодарности невольно и даже, наверное,

неосознанно ищет какого-то «материализованного», а не чисто словесного

выражения, тем более, что устное выражение его мне всегда было трудно.

Разве в чувстве благодарности есть что-то плохое? По моему, нет.

Того, что Вы даете мне как музыкант и человек, я Вам при всем

желании дать не могу – слишком несоизмеримы масштабы дарования,

эрудиции, кругозора и т.д. и т.п. Понимая эту несоизмеримость, я часто

задавала себе вопрос – имею ли я право на это общение, и что я могу Вам

дать? И утешала себя <���…> тем, <���…> что человеческое общение не сводимо

ведь только к «обмену информацией», а имеет и много других сторон и

качеств, которые в моих глазах имеют цену (думаю, и в Ваших тоже) – и тут

я нахожусь с Вами, по крайней мере, в равном положении. А кроме того,

как педагог, я знаю по собственному опыту, что «давать» порой бывает не

менее радостно, чем «брать»...

А жаль, между прочим, что Вы больше не хотите играть в 4 руки, –

Вы опять-таки не понимаете, что дело ведь не в Вашем или моем пианизме

(которого, кстати, у меня вообще никогда не было), а в том, что, играя с

Вами, начинаешь слышать и понимать даже известную музыку гораздо

тоньше и глубже!

Так вот, мой первый тост – за здоровье и большое счастье редкого

музыканта и человека, которого мне посчастливилось встретить в жизни (а

то, что встреча эта для меня была далеко не случайна, а закономерна,

«запрограммирована», как сейчас любят говорить, уже много лет назад, – я

могла бы доказать очень просто, только это особый разговор, уже не

столько о Вас, сколько обо мне, и поэтому ему здесь, пожалуй, не место).

«...»

Ваш дом стал для меня «обетованной землей» среди всяческой

житейской суеты, – местом, где получаешь тот глоток кислорода, без

которого порой просто начинаешь задыхаться «...». Кстати, помните ли Вы

стихотворенье Блока: «Есть минуты, когда не тревожит роковая нас жизни

гроза...» и т.д., – я постоянно вспоминаю его, когда бываю у Вас или думаю

Лаврентьева И.В. Письма к А.Л. Локшину и Т.Б. Алисовой-Локшиной

125

о посещении Вашего дома. Такие минуты ведь очень редки, а потому

особенно дороги. Хороший в этом стихотворении конец – «...усыпленные

жизнию струны напряженной, как арфа, души» – удивительно точный!

Пожелаю же Вам, дорогой Александр Лазаревич, еще раз счастья и

исполнения всех Ваших чаяний и надежд, здоровья – как залога того, что

Вы напишете еще много музыки, которая способна делать жизнь других

людей полнее и счастливее!

Ваша И. Лаврентьева

P.S. Надеюсь, на сей раз Вы не скажете мне, что мое письмо «привело

Вас в уныние», как в ответ на первое новогоднее поздравление. А писать

Вам мне всегда легко – помните Сирано де Бержерака: «В моей душе давно

готов оригинал, – теперь лишь копию рука с него снимает»...

Всего хорошего! Вы понимаете, конечно, что мой поздравительный

визит к Вам не отменяется, а только переносится, надеюсь, не надолго. До

свидания! А поздравить Вас письменно мне все-таки хотелось именно 19

сентября.

И.Л.

И.В. Лаврентьева – А.Л. Локшину

5.VI.78

Дорогой Александр Лазаревич!

Татьяна Борисовна разрешила мне написать Вам небольшую записку.

Я не решилась бы на это сама, т.к. не уверена в том – полезно это Вам или

вредно?! Этот вопрос сейчас стоит на первом месте! Но зато сколько раз я

за это время мысленно разговаривала с Вами! Знаете Вы такую «форму

общения»? Жаль, что эти мысленные диалоги и монологи не фиксируются –

получился бы неплохой сборник!

Очень хочется знать все о Вашем самочувствии и лечении; завтра

думаю позвонить в Москву, к сожалению, отсюда нельзя говорить долго,

т.к. у автомата всегда «хвосты».

Я знаю по своему опыту прошлого года, когда мы лечили мамину

болезнь – ту же, что и у Вас, – что главное тут – терпенье и доскональное

выполнение предписаний. Понимаю, как для Вас это трудно, но ведь это –

единственное условие полного выздоровления, тут уж ничего не поделаешь!

В больнице это все-таки делается по необходимости; в этом смысле хорошо,

что Вы все время под контролем и наблюдением.

Дорогой Александр Лазаревич! Кончаю писать, чтобы Вас не

утомлять; отвечать не надо по той же причине.

ПИСЬМА

126

Надеюсь, что Вы понемногу «притерпитесь» к больничному быту.

Есть ли у Вас книги? Вот сейчас самое время читать римскую историю!

А я взяла томик стихов Д. Самойлова и прежде всего перечитала,

конечно, «Пестель, поэт и Анна». Есть там и другие неплохие стихи, если

хотите – я Вам его перешлю. Помните, мы с Вами прочитали как-то

«Заболоцкий в Тарусе»? Впрочем, это как раз не из лучших.

Ну, всего, всего хорошего, т.е. прежде всего – поправляйтесь! Еще

раз спасибо – знаете за что!

Ваша И. Лаврентьева

И.В. Лаврентьева – А.Л. Локшину

16.VI.78

Дорогой Александр Лазаревич!

Узнала сейчас у Татьяны Борисовны последние новости о Вашем

здоровье. Она сказала и о том, что Вы не получили моего второго письма с

фотографиями, – я неосторожно, по-видимому, послала его простым, а не

заказным. Ну, как видите, это дело поправимое, т.к. карточки у меня были

сделаны в нескольких экземплярах. Мне жаль, что само письмо пропало, я

помню то, что там написано, но тут уж повторяться невозможно.

Мне очень, очень хочется Вас увидеть, – но сейчас от этой мысли

приходится отказаться. Вам пока, безусловно, не надо лишних посетителей,

нужен покой. <���…>

В том письме я, между прочим, приносила свои извинения за то, что

не сумела сделать фотографии получше (т.е. надо было сделать их крупнее

– снимать с более близкого расстояния). Но все равно, мне приятно на них

смотреть – чувствуется, что в этот момент людям было хорошо и спокойно

на душе; вспоминается все хорошее, что там было. Прошу прощения, что