Василий Савельев - Боевые будни штаба

Легко рассуждать и оценивать чужой труд, когда дело уже сделано. Если не добились успеха, можно найти причины. «Удар-то надо было наносить не утром, а ночью, когда бдительность у фашистов снижена, боевой порядок строить не в один эшелон, а в два, бить не в лоб, а в обход…» Секрет этой «прозорливости» состоит в том, что события рассматриваются задним числом, когда определились замыслы противника и налицо результаты боя. А попробуй все это предугадать заранее! Не всегда удается найти единственно верное решение.

Волновало и другое. Пока я выступал в роли рядового работника штаба, воспитал в себе в основном одно качество — исполнительность: «напиши — сходи». И в этой роли как-то терял способность самостоятельно решать вопросы, привыкал жить, прикрываясь от напора колючего ветра спиной начальника. И вот прикрытие исчезло — сумею ли выдержать напор, хватит ли силы и воли быть ведущим?

Многих начальников штабов я знал. Все они не похожие, разные, по-своему несли на плечах большой груз обязанностей. Особняком от всех — полковник М. В. Глонти. Он быстро реагировал на события, решал вопросы смело, не откладывая, был напористым. Иногда он коршуном налетал на исполнителя, но, по-деловому разобравшись в его промахе, быстро остывал, будто брал на себя часть его вины, и вместе с ним искал, как можно исправить допущенную ошибку.

За семь месяцев работы в штабе корпуса я понял источник авторитета Михаила Варламовича. Он не только много знал, но и умел передать эти знания и навыки другим, научить их работать с полной отдачей своих сил, проявляя при этом самостоятельность и творчество, ценил исполнителя, который не повторял азы, находил в каждом деле что-то новое, лучшее. Даже если в своих поисках тот забегал слишком вперед, отрывался от земли, то и тогда он по-дружески говорил:

— Держи в себе эту идею, со временем она пригодится.

Иногда идея не находила применения, а автор, окунувшись в дела и в обстановку, убеждался сам, что задумывал нереальное, и выбрасывал ее из головы.

Но и начальник штаба не всегда все знал. Слишком много обрушивалось на него неожиданных вопросов, которые требовалось решать. Глонти в таких случаях садился рядом с исполнителем, интересовался его мнением, внимательно выслушивал доводы, не перебивал, иногда вступал в спор, доказывал свое. Если исполнитель был твердо убежден в правоте своих взглядов и не отступал от них, то это нравилось начальнику штаба.

Отчетливо выделялась еще одна его черта — человечность. Думается, требовать начальнику легче — труднее проявлять заботу о подчиненном. Забота многолика. Но в чем бы она ни проявлялась, всегда отрывала время и силы начальника, которых часто у него не хватало даже на решение самого неотложного.

Он был деловым и требовательным, знающим и терпеливым, способным учиться у подчиненных и учить их, человечным и общительным. Даже просьбы его приобретали силу приказа. Уважительность и тактичность его в обращении воспринимались офицерами как большое доверие, и ни один из начальников родов войск и служб, непосредственно подчиненных командиру, никогда не ставил под сомнение правомерность отданных им распоряжений и не проходил мимо, чтобы ее поделиться своими заботами и не обсудить совместно возникающие проблемы, перед тем как докладывать о них командиру.

Каждый начальник штаба в процессе своей повседневной деятельности делился опытом, знаниями, учил подчиненных профессиональному мастерству, отдавал им тепло своей души, развивал у них необходимые в бою и жизни высокие нравственные качества. Учил и воспитывал других своим примером мужественного поведения в сложных условиях обстановки, своей организованностью и четкостью в работе, обстоятельностью и убедительной обоснованностью в подходе к оценке событий.

Все это я имел в виду, начиная работать начальником штаба.

Инструктируя меня, генерал М. Ф. Тихонов был немногословен:

— Результаты твоей работы — в успехах бригады. Нет успеха — работал вхолостую, выполнила задачу бригада — отлично действовал штаб и его начальник. Другого показателя для оценки работы нет.

Начальник штаба корпуса похлопал меня по плечу, улыбнулся:

— Надеюсь, что работу наладишь. Не зазнавайся. Спрашивай, если что не знаешь. Береги себя, без нужды не суйся в огонь.

И вот я направился к новому месту службы.

Весна была в полном разгаре: на полях дружно зеленели всходы, светлели деревья, прикрытые нарядным редким кружевам молодых и клейких листочков, парила земля, прогретая щедрым южным солнцем. Далеко в синеве одиноко заливался смельчак жаворонок. А за небольшой бурной речкой шел огневой бой, на поле взлетали черные кусты взрывов, и дым заволакивал землю.

Штаб бригады разместился в небольшом овраге. С десяток землянок, перекрытых камышом и тонкими жердями, рядом с ними повозки, восемь коней на привязи. В землянках в такой день неуютно, сыро, и потому многие офицеры вышли на воздух: одни писали, другие о чем-то беседовали, третьи, пригретые солнцем, спали. Позади землянок дымила кухня.

Я уже оглядывал порядок на КП глазами начальника. Всегда ведь так: новый человек обычно ярче видит предметы, которые примелькались в глазах у других.

Всех офицеров здесь я знал. Теперь для большинства из них я — начальник. Дела не ждали, они сразу же навалились на меня, и требовалось их решать немедленно, без всякой примерки.

Первым заглянул секретчик, он просил выделить ему коня и повозку. Попал под бомбежку, лошадь погибла, повозка развалилась. Деловой и серьезный, он сразу же подсказал, где можно все взять.

Позвонил Дроздов: не поступил отчет за первую половину месяца, а сроки вышли. Начальник оперативного отделения капитан И. В. Попов завершил оформление карты с решением в самый последний момент: через 10 минут комбригу предстояло ставить задачи подчиненным.

— Полтора часа было на всю работу, — оправдывался он. Молодой, энергичный, с вихрастым чубом, свисавшим на лоб, он пока тоже врастал в новую должность. До этого являлся помощником и теперь нередко забывал, что поднялся на ступеньку выше, норовил все сделать сам.

Пишущая машинка тарахтела так, что казалось — не выдержит нагрузки и в скором времени распадется на части. Две буквы выскакивали из общего строя и ложились сверху строчки, мягкий знак почти не просматривался в тексте. Пришлось заменить машинку, взять для штаба лучшую. Строчки выровнялись, все буквы заняли свои места. В документе стали более отчетливо видны погрешности. В подготовленных оперативным отделением боевых распоряжениях встречались опечатки, подчистки, видимо, готовились они в спешке. Перед тем как подписывать их, пришлось внести поправки.