Марк Любомудров - Федор Волков

Киевский князь Оскольд пленен князем Олегом, свергнувшим князя Кия, отца Оскольда; его отряды побеждены в битве. Киевская земля под гнетом пришельцев. Драматизм усугубляется тем, что сестра Оскольда Семира связана взаимным чувством с сыном Олега Ростиславом. Находясь в плену, Оскольд готовит побег и тайно собирает новое войско.

Сцена из трагедии А. П. Сумарокова «Хорев».

Гравюра на фронтисписе первого издания.

1747.

Непримиримость, готовность бороться до конца, до последней капли крови движут сердцем Оскольда. А если придется пасть на бранном поле, что ж — «в долг отечества и смерть вкусить приятно». Эти мотивы становились главными в истолковании артиста. Оскольд обращался к пришедшим к нему, посвященным в его план воинам с призывной речью. И в зале звучал страстный, наполненный чувствами гнева и боли голос Волкова:

И воины присягали своему вождю, они готовы на брань с врагом:

Заботила Оскольда и нелегкая доля, выпавшая сестре, которую мучил душевный разлад. Но Семира находила в себе силы преодолеть чувство к Ростиславу — «отраву нежных дум». Она жалела, что не может («Природа! для чего я девой рождена») сопутствовать благородному предприятию брата.

Предатель Возвед доносил Олегу о намерениях Оскольда. Олег хотел, угрожая казнью, добиться от пленника полной покорности. Но разве мог тот просить пощады, забыть о судьбе подданных, «отечество зреть в стоне»?!

Титульный лист и список действующих лиц трагедии А. П. Сумарокова «Семира».

1768.

И снова страстный монолог героя, — им открывалось третье действие трагедии. Оскольд в цепях, он тяжко переживает свое поражение. Но ничто не может сломить его дух. Любовь к родной земле, благородная гордость придают сил.

Оскольду удавалось вырваться из плена, и со своим войском он устремлялся на врага. Но в упорной битве вновь терпел поражение. До последнего мгновения Оскольд «метался и рубил, но, близко плен свой видя, свой меч вонзил в себя, живот возненавидя».

Над умирающим братом рыдает Семира. Он утешает ее и обращается к победителям с одной просьбой — проявить «милость» к пленным, к народу.

По отзывам современников, Волков обладал неистовым темпераментом, «бешеным» характером сценического перевоплощения. У него были черты типичные для классицистских трагиков — напевность речи, величественная пластика. Но законы классицистской сцены оказывались зачастую тесными для его чувств. Искусство Волкова воздействовало правдой и силой переживаний, сердечной согретостью, стремлением очеловечить героев. Искренность его игры вполне отвечала и призыву Сумарокова действовать на подмостках так, как в жизни:

Общими стараниями дела комедиантские в Петербурге упрочились. Но не менее северной столицы испытывала потребность в регулярном театре и Москва. При Московском университете с 1755 года существовала студенческая труппа, ее опекали возглавлявшие университет бывшие ученики Шляхетного корпуса М. М. Херасков и И. И. Мелиссино.

В начале 1759 года в Москву послали Федора Волкова и Якова Шуйского — выяснить, можно ли там основать «правильный» театр. Их миссия оказалась своевременной и успешной. Местную труппу пополнили, закрепили за нею театральный зал, договорились с И. И. Шуваловым о субсидиях, — так получил жизнь московский Российский театр. «Установи его совершенно», как писал Н. И. Новиков, Волков и Шумский возвратились через несколько месяцев в Петербург.

С нетерпением ждал их приезда Сумароков. Он закончил давно задуманное им сочинение — драматические сцены с музыкой и танцами под названием «Прибежище добродетели».

Успеть бы поставить их к открытию нового сезона, что намечено на сентябрь. Ф.-А.-Х. Гильфердингу (брату Петра) уже поручено репетировать балетную часть. С возвращением Волкова заспорилась и остальная работа.

Федора привлекли в новом произведении Сумарокова философский размах, смелая попытка охватить и проникнуть в общемировую жизнь человечества. В «Прибежище добродетели» проницательный взгляд драматурга увидел зло, язвы, «свирепства» и неправды, терзающие народы разных стран и континентов. Добродетель (центральное действующее лицо пьесы) посещает Европу, Азию, Африку, Америку и нигде не может найти себе прибежища… В Европе торжествует «прелютый хищник» — деньги, отец отдает дочь в жены тому, кто богаче, силой разлучая ее с любимым. Тщетны упования Добродетели на Азию — «все уставы пали здесь, месть и злоба обычны, кои аду лишь приличны и везде свирепство днесь». В Африке процветает торговля людьми — Африканец (его роль поручили Григорию Волкову), ослепленный страстью к золоту, продает в рабство собственную жену…

Федор Волков выступал в четвертой части представления, где действие происходит в Америке. Актер играл вождя американских индейцев (Американца) — роль, близкую его гражданским стремлениям и темпераменту. И в недавно открытой стране света перед Добродетелью разверзалась «адская утроба». Сцена в Америке выразила глубокую ненависть автора и исполнителя к тем европейцам, которые «как жители пришли сюда другой вселенной, и нашу сделали, пограбив злато, пленной, ввели в страны сии они с собою ложь…».

Всего лишенный Американец «в пустыню выгнан жить», его содержат под стражей. В довершение постигших его бед тирану-европейцу понравилась его жена (Американка). А потому супруга должно предать казни. Исполненный достоинства и мужества Американец перед смертью утешал свою подругу. Он сам ударял себя кинжалом, чтобы избегнуть позора гибели от рук врагов.

В разгар репетиций «Прибежища добродетели» в Петербург пришло известие о выдающейся победе русских полков под командой генерала П. С. Салтыкова над армией Фридриха Великого при местечке Кунерсдорф. Мог ли российский театр, столь чуткий к гражданским вопросам и общественным заботам, пройти мимо такого события? Спустя месяц Сумароков и Волков показали петербуржцам церемониальный пролог «Новые лавры», прославляющий успех русского войска. Сумароков и писал свой текст в расчете на Волкова, на его искусство одушевлять высокое патриотическое Слово. Стихотворная часть «Новых лавров» заключала в себе огромный монолог бога войны Марса, который декламировал актер. Под мощные звуки труб и литавр являлась величественная фигура в красной мантии, со сверкающим шлемом на голове.