Марк Любомудров - Федор Волков

И. Розонов. С оригинала В. Л. Боровиковского.

Портрет Н. И. Новикова.

Гравюра пунктиром. XIX в.

Почему Волков отказывался от награждений? Склонялся ли к мысли о противоестественности одному человеку владеть другими людьми, которые оказывались как бы на положении рабов? Или думал, как многие его сценические герои, что единственной наградой исполнившему патриотический долг может быть лишь благоденствие отечества? Или стремился прежде всего добиться поддержки в осуществлении своих театральных замыслов? Скорее всего и первое, и второе, и третье.

…Почти сразу же после переворота стали спешить с коронацией — ее назначили на сентябрь. А значит, предстояла и подготовка к празднествам, обычно сопровождающим венчание на царство нового монарха. После длительного простоя комедианты вновь были призваны в работу. Волков и Дмитревский держали совет с Сумароковым о новом сезоне российского театра. «Пьесы новой мне не сочинить, — времени мало, да еще задумал я „Слово“ на коронацию Екатерины», — отвечал Александр Петрович. Согласились на том, чтобы вновь вернуть на подмостки «Прибежище добродетели» — произведение программное и к случаю подходящее. Только финальную здравицу адресовать, конечно, надо не Елизавете, а Екатерине. Не обойтись и без главных сумароковских трагедий — «Семиры», «Синава и Трувора».

Тогда же поделился Федор Григорьевич своей мечтой о площадном действе, к народу всему, без разбора чинов и сословий обращенном. Обличить в оном действе, прибегнув к удобной для этой цели маскарадной форме, язвы и пороки российской действительности, восславить свет разума и добродетели. Благо начинается новое царствование и упования у всех на него большие. Почему бы и не утвердиться, наконец, веку «просвещенной монархии», а России и въявь не стать истинным прибежищем добродетели.

— Все новые царствования начинаются с великих надежд, — сказал Сумароков и кивнул в сторону разложенных на столе исписанных листов. — Я вот в очередной раз понужден жаловаться на неискоренимых в утеснениях и наглости крыс наших приказных — какой силой их обратить к добродетели? Жалованье опять задержали. Послал я нашего Аблесимова выяснить, а штатс-конторы президент Шишкин его обругал, выгнал да еще пригрозил в окошко выкинуть.

Но замысел маскарадный Александр Петрович поддержал и в подготовке его принять участие обещался:

— Только хорошо бы для такого случая иметь соответственное высочайшее повеление.

— Будет завтра же, сиверсы нам теперь не помеха, с государыней разговор у меня уже был, — заверил Волков.

Десятого июля он держал в руках только что полученный текст изустного указания императрицы «придворного российского театра комедиантам к представлению на придворном театре в Москве во время высочайшего присутствия е.и.в. изготовить лучшие комеди и тражеди и ко оным принадлежащие речи твердить заблаговременно, ибо оные комедианты для того взяты быть имеют в Москву и о том соизволила указать российского театра первому актеру Федору Волкову объявить, чтоб он в том приложил свое старание…».

Окрыленный новыми перспективами, полный сил и надежд, погрузился Волков в работу. Приходилось торопиться. В Москву, где должна была состояться церемония коронации, надо приехать заблаговременно. Давний знакомец по Кадетскому корпусу Петр Иванович Мелиссино, ответственный за фейерверк и иллюминацию, уже отбыл на почтовых со всей своей командой. Волков хлопотал о снаряжении обоза — там декорации, гардероб, аксессуары. Начал набрасывать предварительный план уличного действа, советуясь постоянно р Сумароковым. Послал нарочного в Москву, чтоб приготовили заранее покои для жительства актеров, певчих, танцовщиков и залу для репетиций. Копиистов театральных попросил разыскать в академической библиотеке описания маскарадов прошлых времен — петровских и елизаветинских. Хотелось, чтоб задуманный маскарад представлен был с размахом, не уступавшим торжественным процессиям, которые учинял Петр Великий.

В августе Волков со всей труппой и немалой поклажей выехал в Москву. Сумароков намеревался прибыть туда позднее и обещал начать работу тотчас по приезде в первопрестольную.

В Москве актерам предоставили хорошо им знакомый головинский Оперный дом на берегу Яузы, против Немецкой слободы. На постой определились в пристройках соседнего с театром головинского (или анненгофского, как его иногда называли) царского дворца.

Е. П. Чемесов. С оригинала П. Г. Ротари.

Портрет Екатерины II.

Гравюра резцом. 1762.

Город готовился к въезду императрицы. Жители доставали из сундуков дорогие наряды. На улицах спешно строились триумфальные арки, натягивались затейливо украшенные поздравительные транспаранты. Заборы были прикрыты ельником, балконы домов задрапированы разноцветными тканями. В день въезда Екатерины в Москву расфранченная дворянская публика поразила всех роскошью одежд. Императрица взглянула на это дело по-своему. Только что сенат докладывал о расстройстве государственных финансов, о нехватке в казне более чем миллиона рублей. А здесь такая безудержность в тратах, такое расточительство…

Через день Волков, вернувшись из Китай-города, где был по делам, принес в театр газету, с которой особо просил познакомиться театрального гардеробмейстера и портных. В отделе объявлений появилось следующее официальное заявление: «Сим от Коммерц-коллегии российским и иностранным купцам объявляется, чтоб они золотых и серебряных парчей и кружев из-за моря более не выписывали и не ввозили, потому что через год от дня высочайшей ее императорского величества коронации золотые и серебряные парчи и кружева носить заказано будет».

Коронация состоялась в Кремле двадцать второго сентября. Она была обставлена с большой пышностью. Екатерина шла от дворца к Успенскому собору в сопровождении свиты из духовенства и вельмож. В момент возложения короны произвели пушечную пальбу. В Грановитой палате для знатных придворных устроен был праздничный обед. А под окнами палаты, на Ивановской площади пировало простонародье: по обычаю прошлых времен на столах красовалось даровое угощенье — горы пирогов, жареная дичь, туши фаршированных всякой снедью быков, разные заедки, груды пряников, булочки с маковой избоиной. Пущены были фонтаны красного и белого вина, стекавшие в огромные чаны. Из окон дворца бросали в толпу серебряные монеты. Пронзительный свист флейт, дудок, рожков, дребезжание барабанов — звуки этой, как тогда говаривали, «ухорезной» музыки, зазывные крики балаганщиков, шумный говор пестро одетого народа сливались в нестройный гул. Бремя от времени слышались могучие удары главного колокола с колокольни Ивана Великого.