Марк Любомудров - Федор Волков

— Разрешите, Ваше величество?

И, держа перед собой бумажный свиток, начал читать. Он говорил о возникшей для Российского государства опасности: о потрясении законов православной веры и истреблении преданий церковных, об угрозе принятия иноверного закона; напомнил о славе российской, добытой победоносным оружием чрез многое кровопролитие, но заключением несправедливого мира со злодеем ее отданной в совершенное ему порабощение; сказал и о ниспровержении внутренних порядков, на коих покоится целость всего отечества…

«Ради предотвращения сей беды мы, божией милостью Екатерина Вторая, императрица и самодержица всероссийская, вступили на престол», — звучал в тишине выразительный голос артиста.

Когда Волков кончил читать, Екатерина протянула руку за текстом. Федор Григорьевич подошел и, склонившись, что-то прошептал ей на ухо. Взглянув на лист, Екатерина увидела, что он… чист. Императрица не могла не оценить находчивости Волкова — манифест еще не успели завершить и переписать.

Г. И. Скородумов. С медали Гасса 1770 года.

Портрет А. Г. Орлова.

Гравюра резцом. Вторая половина XVIII в.

Указанный эпизод относят к числу легенд. Однако, зная выдающийся ум и дипломатические таланты главного актера российской сцены, можно предположить, что событие имело место.

Петр 111 вынужден был отречься от престола. Во избежание всяких возмутительных слухов и злонамеренных брожений низложенного монарха отправили в загородный дворец в Ропшу, что в двадцати семи верстах от столицы, — «на то время, пока готовили хорошие и приличные комнаты в Шлиссельбурге», как напишет позднее в своих «Записках» Екатерина.

В Петербурге в эту пору стояла жаркая, солнечная погода. Оживление царило на улицах, двери кабаков, трактиров и питейных погребов были распахнуты. Первым следствием ликования явилось повальное захмеление солдат-гвардейцев. В жбанах, ведрах, графинах тащили водку, пиво, медовуху, вино. Не все почитали нужным расплачиваться, о чем вскоре в сенат поступили челобитные от владельцев винных заведений.

«Не рановато ли ликуйствуем, заговор хотя и достиг цели, но разве предугадаешь все последствия», — думалось Волкову, когда он днем проезжал Невской першпективой и не без брезгливости поглядывал на толкавшихся и галдевших пьяных людей.

Гвардейцы тотчас по свершении переворота сбросили с себя кургузые мундиры прусского образца и надели старинные, введенные при Петре I. Но если б все было так же просто — лишь сменить платье. По существу, многое тут решилось случаем, стремительностью заставшего противника врасплох действия, в котором смешались безрассудная отвага и страх.

Вечером на приватном сходбище в кругу Орловых было сообщено, что в кабаках публично уже ведутся всякие толки. Матросы упрекали гвардейцев, что они за пиво продали своего императора, что опять бабу на трон посадили… Некоторые солдаты будто отвечали, что сами не знают, каким чародейством случилось, что лишили престола внука Петра Великого, а корону его на немку возложили. Воинская дисциплина в частях падала на глазах.

Тревога не покидала заговорщиков. На перекрестках и площадях города умножили пикеты, у заряженных пушек с зажженными фитилями дежурила прислуга. Усилили охрану дворца, где пребывала императрица. Лишь один исход мог погасить эту тревогу и обеспечить твердую уверенность в завтрашнем дне. И исход этот необходимо было ускорить. Екатерина же знать об этом не должна.

Алексей и Григорий Орловы с командой верных солдат выехали в Ропшу. Вслед за ними туда отправились Ф. Г. Волков, Г. Н. Теплов, князья братья Федор и Иван Борятинские, капрал-конногвардеец Г. А. Потемкин, близкий Екатерине лейб-медик К. Ф. Крузе и еще несколько офицеров.

Шестого июля Петр сел обедать вместе с неожиданно нагрянувшими гостями. К закуске подали разлитую в рюмки водку. Едва Петр выпил, ему наполнили следующую (точно не известно, был ли в бокал подмешан яд). Вдруг почувствовав дурноту, Петр заподозрил неладное и стал отказываться. Федор Борятинский прикрикнул на него. Пленник вдруг выскочил из-за стола и страшно закричал. Борятинский, Потемкин, артиллерийский офицер А. Шванович бросились на Петра и, заломив ему руки за спину, повалили на пол. Кинувшегося на помощь своему хозяину голштинского камергера Брессана тут же вышвырнули за дверь. Через несколько минут все было кончено. Теплов подошел к остывающему телу Петра, увидев ссадины на его лице, покачал головой. Волков стоял в углу с окаменевшим лицом и твердо сжатыми губами. Тем же вечером он вернулся в Петербург.

Чтоб как-то сгладить неприятное впечатление и тревожное удивление, которое произвела неожиданная смерть Петра III, новая власть на другой же день издала два указа. Высочайшим повелением разрешено было пускать в некоторые петербургские сады всех, кроме тех, кто будет в лаптях или в костюме прусского образца… Дабы как-то облагодетельствовать и «лапотника», для «облегчения народной тягости» цену соли сбавили на десять копеек с пуда. Чтобы снизить поднявшуюся вдвое против прежнего цену на хлеб в петербургских лавках, по предложению сената запретили временно вывоз хлеба за границу.

Месяц спустя (третьего августа) специальным указом объявили награды главным участникам переворота. Среди перечисленных фамилий лишь трое не принадлежали к гвардейскому офицерству — Ф. Г. Волков, Г. Г. Волков, А. Евреинов. Братья Волковы, числившиеся в купеческом сословии, были пожалованы в дворяне, им выделили поместья в Московском уезде и семьсот душ крестьян. Семьсот душ крестьян по стоимости приравнивались к двадцати одной тысяче рублей. Двенадцать офицеров, шедшие в списке первыми, получили по восемьсот крестьян.

8 января 1762 года Екатерина в специальном «изустном» распоряжении подтвердила прежний указ, назвав обоих актеров «верными сынами российскими», которые «отличные услуги и ревность к славе нашей оказали, за которые их нам верно радетельные услуги, усердие и верность мы оных… пожаловали».

Е. О. Скотников. С неизвестного оригинала.

Портрет Д. И. Фонвизина.

Гравюра резцом. 1829.

Почти все из числа тех, кто потом, вспоминая, писал о Волкове, указывали на его выдающийся ум и глубокую образованность. Лично знавший актера драматург Д. И. Фонвизин называл его «мужем глубокого разума, наполненного достоинствами, который имел большие познания и мог бы быть человеком государственным». У Н. И. Новикова прочтем: «Сей муж был великого, обымчивого и проницательного разума, основательного и здравого рассуждения и редких дарований, украшенных многим учением и прилежным чтением наилучших книг». «Знаменитый по уму своему актер Федор Григорьевич Волков», — писал Г. Р. Державин. Не расходилось с этими авторитетными свидетельствами и сообщение А. М. Тургенева, который в своих «Записках» указывал на чрезвычайно важную роль Волкова в подготовке заговора: «При Екатерине первый секретный, не многим известный, деловой человек был актер Федор Волков, может быть, первый основатель всего величия императрицы. Он во время переворота при восшествии ее на трон действовал умом; прочие, как-то: главные, Орловы, кн. Борятинский, Теплов — действовали физическою силою, в случае надобности и горлом, привлекая других в общий заговор». По словам А. М. Тургенева, Екатерина, «воцарившись, предложила Федору Григорьевичу Волкову быть кабинет-министром ее, возлагая на него орден св. Андрея Первозванного». Но «Волков от всего отказался», хотя «всегда имел доступ к государыне без доклада».