Марк Любомудров - Федор Волков

Настоящее имя нового императора, немца по происхождению, было Карл Петр Ульрих, герцог Голштинский. Он не знал и не любил Россию и, судя по всему, не желал ее знать. При дворе он уже успел прославиться как пьяница, охальный озорник и кривляка. Любил развлекаться дрессировкой собак, кукольными представлениями, игрой на скрипке. Но более всего Петр Федорович пристрастился к воинским упражнениям — маршировке, ружейным приемам, выправке.

С воцарением нового самодержца петербургский двор, по отзыву одного из современников, приобрел «вид и тон разгулявшейся казармы». Необузданные кутежи стали чуть не ежедневными. Постыдное поведение монарха выходило из границ элементарной благопристойности.

Невоспитанный, ничему не обученный, морально развинченный и умственно ничтожный человек обрел верховную власть над страной. Хронический алкоголик с явными признаками дегенеративности — на троне: такого позора Россия, кажется, еще не знала… В кругах русской общественности стал возникать ропот.

Первым действием Петра III, открыто говорившего, что чин генерала прусской армии он предпочел бы российской короне, было прекращение войны с Пруссией и предложение ей военной помощи. Царь заключил союз с Фридрихом II, уступив ему все приобретения, добытые русским оружием. Пруссия была спасена, а война для России, хотя и выигранная в военном отношении, оказалась безрезультатной. Самодержец окружил себя голштинцами, раздавал им чины и государственные должности. Из ссылки были возвращены ненавистные для русских Бирон, Миних и другие немцы. Дворянскую гвардию Петр вознамерился заменить голштинскими полками, ввел в армии прусские устав, форму и шагистику.

И. X. Тейхер. С оригинала Ф. С. Рокотова.

Портрет императора Петра III.

Гравюра резцом. 1762.

В одну из встреч с Волковым Сумароков сказал с горькой иронией:

— Что, Федор Григорьевич, не писать мне больше «Новых лавров», а тебе не выходить на сцену в роли Марса. Армия наша геройская за горло врагов наших ухватила. Берлин взяла, но, как видно, ошиблись мы: не «вся надежда их погибла».

— Долг наш, сынов и служителей российской земли, ввергнутой подлой изменой в беду, помочь ей, — заговорил Волков. Он стал рассказывать об И. И. Шувалове: влиятельнейший при Елизавете вельможа теперь сник и пресмыкается, как и остальные, перед коронованным голштинцем. Видели, как стоял он за стулом пьяного императора, шутил и смеялся с ним. Умен ведь и образован, а характером слаб и мягок оказался граф.

— Молодец против овец, а против ловца и сам овца, — съязвил Александр Петрович.

Сумароков и Волков шли по Невской першпективе к Неве. На площади перед Адмиралтейством задержались — там была выстроена гвардейская часть и происходил очередной вахтпарад. Суетились голштинские инструктора, кричали надрывно — шел урок «прусской экзерциции». Русских гвардейцев, переодетых в короткие прусские мундиры, учили ногу поднимать и носок вытягивать на немецкий манер. Толпа горожан смотрела на эти упражнения с угрюмым презрением. Слышался насмешливый, со злобным покрякиванием шепоток:

— Царя-то нашего Фридрих чином полковника пожаловал, а тот рад-радешенек, говорит, куда Фридрих прикажет, туда он и двинется воевать, — хоть бы в самый ад… В чужебесие впал бесповоротно.

Меж тем Петр издавал все новые указы и распоряжения. Близкое окружение царя, связавшее с ним свою судьбу, искало средств смягчить, нейтрализовать то негодование, которое он вызывал своими выходками и бесчинствами. С этой целью уничтожили ненавистную в народе Тайную розыскных дел канцелярию с ее «словом и делом» и 18 февраля 1762 года издали знаменитый манифест о дворянской вольности. Дворяне получили право не служить, освобождались от телесных наказаний, могли беспрепятственно ехать за границу и поступать на службу в иностранных государствах.

Манифестом восемнадцатого февраля как будто бы разрешался вопрос дворянский. Но все с большей очевидностью назревал, становясь главным в судьбе России, вопрос крестьянский. К тому же объявленная вольность одного сословия сразу стала источником надежд и слухов о близкой якобы воле в классе земледельческом.

Но вскоре правительство Петра III не оставило никаких сомнений в том, какова будет судьба крестьянства. Подтверждались прежние указы о запрещении крестьянам подавать жалобы на высочайшее имя. Появился и новый указ, где прямо говорилось о намерении «помещиков при их имениях и владениях ненарушимо сохранять, а крестьян в должном им повиновении содержать», а за «своевольство» и «непослушание» наказывать «по всей строгости законов». Указом давался суровый урок всем «прельщенным и ослепленным рассеянными от непотребных людей ложными слухами».

По случаю траура, а потом великого поста спектаклей не было. И Волков, свободный от театральных дел, все более погружался в гражданскую жизнь столицы. В разных кругах русского общества росло недовольство правлением Петра III, чувствовали стыд за унижение национальных традиций и достоинства.

Волков настойчиво искал путей к действиям политическим. На пороге новой бироновщины, кошмары которой еще у многих были на памяти, можно ли оставаться спокойным наблюдателем событий? Кто бы вчера еще мог помыслить, что сегодня презренный авантюрист Бирон снова будет ходить по улицам Петербурга, — а поди ж ты, и дом ему выделен, и капиталы возвращены.

— Разве актеры годны лишь на то, чтобы других призывать со сцены к исполнению долга? Как поступать, когда нация оскорблена, а народ угнетен? Пусть каждому подскажут разум и совесть, — с жаром говорил Волков друзьям. Он постоянно виделся с Сумароковым, сближаясь через него с кругом оппозиционно настроенных к Петру 111 людей, группировавшихся около жены Петра III Екатерины и воспитателя цесаревича Павла графа Н. И. Панина.

Покинутая бесцеремонным супругом, который открыто оказывал внимание своей фаворитке Елизавете Воронцовой, Екатерина находилась при дворе в двусмысленном положении. Ей угрожал по меньшей мере монастырь. Однако в противовес Петру 111 дальновидная Екатерина стремилась показать себя русской и православной, оказывала всяческое внимание гвардии, чем завоевывала себе доверие и популярность. Постепенно готовилась почва для заговора с целью свергнуть ненавистного императора, предавшего интересы России, и возвести на престол его жену.

Е. Г. Виноградов. С оригинала П. Г. Ротари.