Илья Гордиенко - Из боевого прошлого (1917 - 1957)

— 60. А только куда они с ними денутся? На луну разве, а на земле поймают, непременно поймают. Вот Ленин ихний и другие комиссары захватили кучу золота да — за границу, а их, голубчиков, цап-царап да и к нам. Ну-ка, кладите золото туда, где взяли. Одним словом, товарищам крышка... Народная армия двигается вперед.

— А с нею белые генералы, помещики, капиталисты, пристава, урядники,— не выдержав хвастливой контрреволюционной болтовни гостя, говорю я.— А насчет Ленина и его товарищей ты просто наврал. Никакого золота они не брали, никуда не бежали, да и не собираются бежать.

Гость вздрогнул от неожиданности, посмотрел на меня и застыл со стаканом в руке.

— Генералы, это верно,—отозвался ямщик,— не наш брат.

Но гость не сдается.

— Генералы тоже есть разные, которые для себя, которые для народа.

— Да, да, есть,— подхватываю я.— Одни любят вешать, другие — расстреливать, третьи — шкуру с живых снимать. А которые все это вместе.

— А почему не дают свободную торговлю? — спрашивает гость.

«Мало же тебе надо»,— подумал я и ответил:

— Этого делать нельзя — спекулянты скупят товары, продукты, вздуют цены, бедняку крестьянину, середняку и рабочему, служащему не купить.

— Это верно,— вставляет молчавший до этого, но внимательно слушавший человек в военной форме.— Я вот на курсах торговых работников был, теперь возвращаюсь домой в село. Нам открывать свободную торговлю никак нельзя. Частник нас задавит.— Он проговорил это залпом, точно боялся, что его кто-то остановит или оборвет на полуслове, и почему-то покраснел, как красная девица, и вытер вспотевший лоб.

А гость смотрит на него, на меня, на ямщика и молчит. С нар свесил голову Прохоров, улыбается, улыбается и Кривоносов.

Гость, не получив ни от кого поддержки, не стал больше спорить, поднялся, вышел из-за стола, расплатился с хозяином и без шума вышел из комнаты, за ним вышел и хозяин. Хозяйка глубоко вздохнула, прикрутила лампу и ушла на свою половину. Я закутал голову мешком, лег на лавку и прислушался к жалобному зуду комаров, летающих среди разогретых и крепко спящих людей.

Свое убежище мы покинули на рассвете. До города Царевококшайска было близко, и нам не терпелось узнать, что там творится, не забрели ли туда наши товарищи, с которыми мы растерялись. А дорога, как нарочно, сворачивает то вправо, то влево, предоставляя нашему взору то рощу, то поляну, то снова рощу, и кажется, конца ей не будет.

Но вот перед нами широкий ровный сенокосный луг, за ним — белая церковь, горбатый деревянный мост, за мостом — город. На минуту останавливаемся и быстро идем дальше.

Встречаем средних лет мужчину. Хочется скорее узнать, какая власть в городе. Спрашиваем:

— Красные ушли?

— Вчера еще, вечером.

— А кто же теперь в городе? — спрашиваю я, подавляя волнение.

— А наши...

«Кто же это «наши»?» — невольно подумали мы, но спросить не решились и двинулись дальше.

— Стало быть, в городе «наши»,— бормочу я.

— «Наши»,— отвечает Прохоров и невесело улыбается.

Ускоряем шаг, и вот мы уже в городе. Ветер крутит пыль, забивает глаза. На улице бродят козы, свиньи, куры.

— Совет! — кричит Прохоров, показывая рукой на красный флаг, развевающийся на крыше одного из домов.

Поднимаемся- по деревянным ступенькам крыльца в исполком горсовета. В коридоре и в кабинете шум, гам, толчея. На нас никто не обращает внимания, каждый занят своим делом. Нам необходимо найти председателя горсовета.

«Вот он»,— думаю я и подхожу к письменному столу, за которым озабоченно склонился над бумагами большого роста и крепкого телосложения человек.

— Вы председатель?

— Уже не я,— отвечает он сухо и, поднимая голову, выпрямляется.

— Вам что?

Я скороговоркой объясняю ему, в чем дело.

— Не могу вам ничем помочь, видите, сдаю дела новой власти...

Мы медленно спускаемся с лестницы и выходим на улицу. Над домом уходящего Совета развевается красный флаг и, как бы предчувствуя, что его скоро снимут, беспокойно мечется из стороны в сторону. Вблизи от здания горсовета, на пыльной площади около собора, собралась огромная толпа. О чем-то горячо спорят, и везде поспевает щупленькая фигурка попика в поношенной рясе и широкополой шляпе. Лицо его возбуждено. Он горячо жестикулирует, что-то кричит, но его мало кто слушает. Высокая худощавая женщина со слезами умоляет стоящего рядом с ней мужчину, по виду рабочего, идти домой.

— Отстань! — отталкивает ее рабочий и с возмущением и злобой смотрит на шумящую толпу.

— Не отстану! — кричит женщина,— ты не один. У тебя жена, дети. Может, уходить придется, а у нас ничего не подготовлено.

— Она права, надо подготовиться,— говорю я.

Рабочий резко повернулся, с силой ударил кулаком по забору и процедил сквозь крепко сжатые зубы:

— Ладно, мы с вами еще встретимся, контра проклятая. Пойдем,— обратился он к женщине, и они быстро зашагали вдоль улицы.

А на площади шум все возрастает.

— Не думу, а временный «народный» комитет выбрать надо!

— Кассу, кассу надо у Совета забрать, деньги проверить!

— Гнать советчиков, чтоб духу их не было! — вопит кто-то на всю площадь.

Понимаем, что нам надо быстро убираться отсюда. Мы решили не идти на Козьмодемьянск, так как красноармейцы ушли туда еще вчера вечером и нам их было не нагнать. Вызванное же против них кулачьем недовольство среди крестьян могло обрушиться на нас. Мы решили идти на Вятку. Этот путь был длиннее, зато спокойнее. По слухам, там еще крепко держалась Советская власть.

Улицами, переулками мы вышли на поляну. Впереди поскотина, за ней степь, за степью — лес. Справа нам пересекают дорогу три гражданина, они что-то оживленно обсуждают. Мы прибавляем шагу, чтобы избежать встречи, но это не удается.

Нас останавливают и требуют документы. Узнав, что у нас их нет, они подзывают к себе проходящего мимо нас мальчонку и посылают его за милиционером.

«Вот так фунт,— думаю я.— Не было печали — черти накачали».

— А что вам от нас нужно? — спрашивает Кривоносов у задержавших нас.

— А вот хотим узнать, кто вы такие и откуда к нам заявились.

В это время подошел милиционер. Он внимательно выслушал задержавших нас и потребовал, чтобы мы шли за ним. Пробуем протестовать, но ничего не выходит.

Милиционер привел нас к начальнику милиции, но тому — не до нас.

— Пусть подождут вон там,— указывает он на широкие нары в только что пройденном нами коридоре.

Через некоторое время к нам привели еще одного человека. Его, как и нас, избили и ограбили в деревне. Он турок, по-русски говорит очень плохо, но понимает, что ему говорят. Документов у него нет никаких. Этот товарищ служил в Красной Армии. Под Казанью он отбился от своих и попал в лапы к кулакам.