Хелен Раппапорт - Рок семьи Романовых. «Мы не хотим и не можем бежать…»

Но двое придворных, служивших семье Романовых дольше всех и наиболее ей преданных – Елизавета Нарышкина и граф Павел Бенкендорф – были вынуждены остаться из-за возраста и слабого здоровья. Бенкендорф переживал эту разлуку особенно тяжело, однако затем на протяжении нескольких месяцев именно он будет важнейшим звеном связи с императорской семьей. Его пасынок, князь Долгоруков, будет писать ему из Тобольска, рассказывая о том, как живет там семья бывшего царя. Бенкендорф был также важным источником новостей для находящейся в Крыму вдовствующей императрицы. В одном из своих писем, которое он писал со 2 по 8 августа 1917 года, он сообщал ей, что последние дни в Царском Селе прошли «чрезвычайно болезненно». «Император держится хорошо, насколько это вообще возможно в этих ужасных обстоятельствах, – написал он вдовствующей императрице. – Однако физически он сдал и стал нервным. Он старается как можно больше утомлять себя, занимаясь физическим трудом, что приносит ему душевное облегчение». Императрица же «полна иллюзий» относительно того, что принесет с собой будущее. Более всего Бенкендорф беспокоился об Ольге Николаевне, старшей и наиболее впечатлительной из дочерей Николая и Александры, которая, по его словам, пребывала «в таком меланхолическом состоянии, что это не могло не тревожить. Она похудела и не может сдерживать слез» 1. Отречение отца Ольга, судя по всему, переживала сильнее всех; она, похоже, находила резкую перемену обстоятельств мучительной и никак не могла с ней смириться. Она была особенно удручена лютой ненавистью, направленной на ее родителей, хотя, по ее разумению, они всегда делали только одно – любили Россию и желали всего самого лучшего ей и ее народу.

Трехдневная поездка по железной дороге в Сибирь оказалась на удивление комфортной для семьи Романовых, которые ехали в вагоне первого класса международной компании железнодорожных пассажирских перевозок класса «люкс» International Wagons-Lits Company . В пути им подавали утренний кофе, обед, чай и ужин так же исправно и церемонно, как если бы они по-прежнему находились в Александровском дворце. Каждый день поезд делал часовую остановку, чтобы царская семья могла погулять и размять ноги. Последняя часть поездки прошла на пароходе вверх по реке Туре и затем по реке Тобол после того, как поезд прибыл на железнодорожный вокзал в город Тюмень. Романовы прибыли в Тобольск в шесть вечера 19 августа и были встречены на набережной пришедшей поглазеть на них любопытной и почтительно настроенной толпой – местное население в основном сочувствовало царской семье и позднее приносило им сладости, яйца и другую дефицитную еду 2.

В 1917 году Тобольск с населением в 21 000 человек был торговым центром огромной губернии, занимающей полмиллиона квадратных миль – почти в восемь раз больше, чем территория Великобритании, хотя «в масштабах азиатской части России это был всего лишь блошиный укус», как выразился один из заезжавших туда путешественников 3. Значительная часть этих просторов была болотистой и малонаселенной; сам город представлялся «воплощением застойного запустения, даже летом», когда жителей изводили тучи гнуса. Значительная часть товаров, которыми здесь торговали, приходили по рекам Тобол и Иртыш, но Иртыш освобождался ото льда лишь на 200 дней в году. Тобольск был построен на высоком правом берегу Иртыша на месте впадения в него реки Тобол. Над городом возвышался кремль, возведенный шведами, попавшими в плен к Петру Великому в битве под Полтавой в 1709 году.

Пока Романовы оставались на борту парохода, конюшие Николая Долгоруков и Татищев вместе с Кобылинским и представителем Временного правительства отправились проверять состояние дома, предназначенного для императорской семьи. Дом находился в центре города на его главной площади, площади Свободы. Внутренность его привела их в ужас: «грязный, вонючий дом с окнами, забитыми досками, состоящий из тринадцати комнат, с какими-то остатками мебели и с ужасающими туалетами и ванными комнатами», – написал Долгоруков в своем первом письме Бенкендорфу 27 августа 4. На чердаке располагались пять комнат для слуг, но остальной свите – ему самому, Татищеву, Гендриковой, Боткину, Шнейдер, другим слугам, офицерам охраны и коменданту Кобылинскому – пришлось поселиться в арендованном доме напротив. Он был довольно просторен, но так же запущен внутри и совершенно лишен мебели, которую пришлось покупать в городе. Но те, кто поселился в этом съемном доме, в отличие от императорской семьи, могли передвигаться по городу более или менее свободно, так что местные монархисты могли с ними встречаться и передавать через них послания с выражениями поддержки, деньги и предметы первой необходимости.

После отъезда из Царского Села Керенский проинструктировал Кобылинского: «Не забывайте, что это бывший император. Ни он, ни его семья не должны испытывать никаких лишений». И комендант действительно делал все возможное, чтобы обеспечить Романовым определенный комфорт и свободу передвижения по примыкающему к дому большому огороженному двору; он также разрешал им время от времени выходить за его пределы, чтобы посетить церковь 5. Охрана здесь тоже была куда более дружелюбной и вежливой, чем в Царском Селе, и из окон своих комнат на втором этаже и небольшого балкона, на котором им разрешалось сидеть, царская семья могла смотреть, как мимо проходят простые жители Тобольска, часто останавливаясь, приветственно махая и даже крестясь.

Для верных царю монархистов, собиравшихся в Тобольске и вокруг него и наблюдавших за резиденцией губернатора, период с августа по ноябрь 1917 года, бесспорно, был самым подходящим временем для того, чтобы силой освободить царственных пленников из неволи. Политически Сибирь в то время была еще относительно «тихой», и там гражданин Романов (как его теперь называли в газетах) и его семья ушли на далекую периферию общественного сознания. Кобылинский сочувствовал царской семье и не оказал бы сопротивления ее силовому похищению, охрана была слаба, а двор, где гуляли Романовы, сплоченной группе решительных монархистов было бы сравнительно легко взять штурмом. Более того, некоторые охранники из бывшей 4-й императорской стрелковой бригады сами говорили Николаю, что часы их караула – лучшее время для побега 6.

С точки зрения логики лучшим путем выезда из страны для любой группы, рассчитывающей освободить Романовых из Тобольска, был тот, по которому Керенский надеялся вывезти их позже – из Тюмени по Транссибирской железной дороге во Владивосток на дальневосточном побережье, а оттуда на корабле в Японию и в конце концов – в США. Но такие планы выходили далеко за рамки понимания местных тобольских монархистов, которые, похоже, обсуждали только один вариант – спрятать Романовых внутри России и защищать до тех пор, пока политическая ситуация в стране не изменится.