Мариам Ибрагимова - Диалог с тайным советником Сталина

— Не возражаю, — ответил Жуков, — но мне думается, что Коневу следует поручить руководство группой войск на Калининском направлении. Оно слишком удалено, и там нужно иметь вспомогательное управление фронта.

— Не возражаю, — сказал Сталин и добавил: — В ваше распоряжение поступают оставшиеся части Резервного фронта и части, находящиеся на Можайской линии. Скорее берите всё в свои руки и действуйте!

Переброска войск из резерва Ставки и с соседних фронтов на Можайскую оборонительную линию по приказу Жукова была начата 7 октября. Одиннадцать стрелковых дивизий, шестнадцать танковых бригад, более сорока артиллерийских полков и ряд других частей составили оборону на этом участке. Помимо того, на главных направлениях, ведущих к Москве, была усилена оборона.

С 13 октября начались ожесточённые бои на всех линиях. В самой Москве было введено осадное положение. Воздушные налёты на Москву и бомбёжка с каждым днём усиливались.

Против вражеской авиации в воздушные бои вступали крупные соединения наших истребителей, штурмовиков и бомбардировщиков, которые находились в личном подчинении Верховного.

В самой Москве из жителей были сформированы двенадцать дивизий народного ополчения, среди которых — разведчики, лыжники, позже действовавшие в партизанских отрядах.

Казалось бы, Верховному радоваться надо достижениям и успехам Жукова и таких, как он, полководцев. Почивать бы в бункере на лаврах чужих побед, так нет, оклемался, рукава засучил, тон изменил и начал диктовать. Обращаясь, например, к Жукову, спрашивает:

— Как ведёт себя противник?

Жуков объясняет. Сталин:

— А где вы ожидаете главный удар?

— В районе Волоколамска.

— Мы с Шапошниковым считаем, что нужно сорвать готовящиеся удары противника упреждающими контрударами. Один контрудар надо нанести в районе Волоколамска, другой — из района Серпухова во фланг 4-й армии немцев. Видимо, там собираются крупные силы, чтобы ударить по столице.

Жуков спрашивает:

— Какими же силами нанесём контрудары? Западный фронт свободных сил не имеет. У нас есть силы только для обороны.

Сталин:

— В районе Волоколамска используйте правофланговые соединения армии Рокоссовского, танковую дивизию и корпус Доватора. В районе Серпухова — кавкорпус Белова, танковую дивизию Гетмана и часть сил 49-й армии.

Жуков:

— Этого делать нельзя. Мы не можем бросать на контр-удары, успех которых сомнителен, последние резервы фронта. Нам нечем будет подкрепить оборону войск армий, когда противник перейдёт в наступление своими ударными группировками.

Сталин:

— Ваш фронт имеет шесть армий, разве этого мало?

Жуков:

— Но ведь линия обороны войск Западного фронта сильно растянулась, с изгибами она достигла в настоящее время более шестисот километров. У нас очень мало резервов в глубине, особенно в центре фронта.

Сталин:

— Вопрос о контрударах считайте решённым. План сообщите сегодня вечером. — Верховный в раздражении бросил трубку.

Через четверть часа к Жукову зашёл взволнованный член Военного совета Западного фронта Н.А. Булганин и с порога начал:

— Ну и была мне сейчас головомойка!

— Какая? — спросил Жуков.

— Сталин сказал: «Вы там с Жуковым зазнались. Но мы и на вас управу найдём!» Он приказал мне, чтобы я сейчас же шёл к тебе и вдвоём организовали контрудары. Причём немедленно!

Вот так, уважаемый Николай Алексеевич, хорошо, если вождь обоим красным генералам надерёт уши, как мальчишкам, а если войдёт в раж!

Но дело в том, что эти контрудары, где главным образом против танков действовала конница, не дали положительных результатов, которых ждал Сталин. Однако шума было много, как всегда после самых нелепых, но «гениальных» указаний и решений вождя.

Заветная мечта бесноватого фюрера, не жалевшего сил, торопившего свои войска скорее взять Москву, не сбылась. Парад на Красной площади в сорок первом состоялся, хотя и не в честь победы настоящей, а в честь грядущих побед наших вооружённых сил и народа.

Прямо с Красной площади уходили на битву вооружённые регулярные части и добровольцы Москвы. Гудериан и другие генералы и маршалы вермахта, командовавшие боевыми силами Германии под Москвой, причиной поражения считали вместе с ошибками Гитлера суровые российские морозы. Вот только недоучли выносливость и железную волю русских и нерусских солдат, и прежде не раз прославлявших своё Отечество блестящими победами.

Солдаты — сыны простого народа, кто может по достоинству оценить ваши подвиги? И сколько вас, безымянных героев, полегло по вине безумцев, со страстью шулеров карточной игры ставивших на кон ваши юные, непорочные жизни?

Часто задумываясь о судьбах солдат, я невольно вспоминаю и о сынах малых северных народов, вложивших большой вклад в дело победы, но почему-то недооценённых нашими военными историками. Быть может, потому, что они, скромные, исполнительные, безответные, растворялись в общей массе и безропотно принимали смерть.

И не только я. Помню, как уже после войны муж моей приятельницы, подполковник, прошедший фронт, рассказывал о том, как в сорок первом году по приказу Наркомата обороны он, тогда ещё старший лейтенант, вместе с работником военкомата отправился в Тюмень.

Надо было организовать мобилизацию молодёжи в Западной Сибири.

Из Тюмени выехали в Ханты-Мансийский национальный округ, населённый в основном народом, ранее называемым остяками, хотя жили здесь и русские и представители других национальностей Севера.

Посёлки рыбаков и охотников большей частью тянулись по берегам Иртыша и Оби. Объединённые в рыболовецкие коллективные хозяйства, люди занимались рыболовством, а по осени мужчины уходили в тайгу, охотились на пушного зверя.

Были здесь и хозяйства оленеводов-кочевников, ведущих полуоседлый образ жизни, и лесхозы, занимавшиеся заготовкой древесины.

Народ в целом трудолюбивый, честный, доверчивый, доброжелательный — настоящие дети природы, которых тогда ещё не коснулся порок цивилизации.

В Ханты-Мансийске предупредили, что местное население сохраняет обычаи и нравы предков, держится патриархальных устоев. Все вопросы местные власти решают не изданием приказов и распоряжений, а с помощью старейшин. Они, в свою очередь, созывают соплеменников на сход и принародно выносят решения, которые все обязаны исполнять беспрекословно.

Рассказывая о тех далёких временах, подполковник с душевностью и теплотой вспоминал, как хантыйские мудрецы, скупые на слова, проявляя уважение к гостям, кивали: