Юлий Квицинский - Время и случай

В общем, обе стороны начали склоняться к тому, что вопрос о договоре лучше отложить на период после болгарских выборов, то есть на позднюю осень 1991 года. В этих условиях на передний план стал выдвигаться вопрос о судьбе старого (1948 г.) советско-болгарского договора о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи. Срок его действия истекал в начале августа, после чего он либо продлевался автоматически на следующие пять лет, либо должен был денонсироваться по истечении одного года.

19 мая 1991 года меня внезапно отправили с начальником Генштаба М. А. Моисеевым в Вашингтон. Было воскресенье. Улетали с Чкаловского аэродрома. Перед отлетом М. А. Моисеев собрал у самолета всю делегацию — и военных, и гражданских ее членов — и напомнил, что глава делегации он, что не потерпит «перетягивания каната» между Генштабом и МИД, не допустит, чтобы дипломаты разбалтывали идеи и задумки военных американцам, как это, мол, не раз бывало раньше. Я был первым заместителем министра, речь явно предназначалась для того, чтобы показать, кто тут хозяин. Я, однако, промолчал, решив про себя, что в таких обстоятельствах не надо мешать М. А. Моисееву действовать так, как он считает правильным. Решится ли он сорвать миссию? Вряд ли. Но если он хочет быть в одиночестве, когда в Вашингтоне ему будут ломать кости, это его дело. В конце концов в вопросе о том, какие танки и БМП и как сокращать, он держатель банка. Может быть, что-то и выторгует.

Раздражение военных, впрочем, было объяснимо. Наш министр договорился с Дж. Бейкером о приезде М. А. Моисеева в США для развязки вопроса о вооружениях бригад береговой обороны, морской пехоты, а также войск, охраняющих наши стратегические ядерные силы. Генштаб выступил против того, чтобы включать эти войска в число сокращаемых, а американцы в ответ грозились заблокировать ратификацию договора о вооруженных силах в Европе и начали саботировать ведение переговоров по СНВ.

На подходе был, как бы «дозревая», еще один скандальный вопрос — биологическое оружие. В январе мы допустили на свои соответствующие объекты американцев, надеясь, что они ответят нам взаимностью. Но взаимности не последовало. Американская сторона после осмотра вывалила нам на стол, что называется, целый мешок разных «озабоченностей» по поводу соблюдения Советским Союзом договора о запрещении биологического оружия, стала добиваться повторного осмотра наших объектов и грозить, что вопрос начнет рассматриваться в конгрессе. С нашей стороны были подготовлены подробные объяснения по поводу «озабоченностей» американских экспертов. Однако в то же время наши специалисты говорили, что для составления объективной картины состояния дел с соблюдением договора советская сторона должна иметь возможность провести, в свою очередь, инспекцию американских объектов. Тогда можно будет сопоставить «озабоченности» с обеих сторон, прийти к объективным выводам, а не пытаться организовывать игру в одни ворота.

В этих условиях наши военные не очень хотели ехать в Вашингтон, чтобы не попадать под неизбежный пресс. Они докладывали, что коль скоро с американской стороны переговоры будет вести заместитель госсекретаря Р. Бартоломью, то пусть и от нас едет заместитель министра иностранных дел. Для него же были заготовлены указания отстаивать прежнюю позицию, то есть программировался безрезультатный исход встречи, либо же очередные «своевольные» действия советских дипломатов, идущих на уступки, не согласованные с военными. Из этого нехитрого замысла однако ничего не получилось, так как президент просто сказал, что к Моисееву надо присовокупить от МИД Квицинского. В таком раскладе Квицинский и его эксперты, разумеется, становились не очень нужны Моисееву, но обратного хода уже не было. Оставалось только сердиться.

20 мая в Вашингтоне прошло в долгих и бесплодных спорах М. А. Моисеева с Р. Бартоломью. Наш начальник Генштаба отстаивал тезис о неправомерности включения в сокращения вооружений морской пехоты, поскольку ВМС были вне мандата переговоров в Вене. Американцы упорно повторяли, что статья 3 договора об ограничении вооруженных сил в Европе говорит о всех вооружениях наземного базирования, независимо от их подчиненности. Наши попытки затеять параллельное обсуждение с американцами вопросов СНВ ни к чему не привели. Американцы разыгрывали свою обычную партию: мы все готовы выслушать и класть все, что вы скажете нового и интересного, в свой карман, но самим нам сказать нечего.

21 мая состоялась довольно резкая беседа с Дж. Бейкером, не приведшая к результату. На всех этих беседах я молчал, хотя выглядело это, вероятно, довольно неприлично.

После беседы с Дж. Бейкером М. А. Моисеев отправился обедать с главой комитета начальников штабов Пауэллом, а потом встречался с министром обороны Чейни. По возвращении он сказал, что, кажется, убедил их в справедливости своей позиции. Звучало это, правда, не очень уверенно.

Начальник Договорно-правового управления Генштаба Ф. И. Лодыгин заметно нервничал и критиковал меня за то, что я не участвую в дискуссии. Я отвечал ему, что мне и не очень-то удобно было бы участвовать после «инструктажа» на аэродроме в Чкаловской. К тому же все происходившее можно было предвидеть еще в Москве. Не Надо было ехать сюда со связанными руками, утвердив в Москве заведомо неосуществимые директивы. Не украшают нас и делающиеся здесь заявления американцам, что у них хорошие переговорщики, а с нашей стороны стола переговоров сидят «чудаки» из МИД, которые умеют делать одни уступки. Американцы за это не заплатят ни одним лишним танком или бронемашиной, а постыдную ситуацию в наших рядах вполне «оценят». Я, кстати, знал, что военные срочно что-то пишут, но ни со мной, ни с послом В. Г. Комплектовым они не советовались. Видимо, по-прежнему действовало указание, что не следует давать дипломатам возможность что-либо «разболтать» вперед главы делегации.

Во второй половине дня мы отправились к президенту Дж. Бушу. Там были Бейкер, Сунуну, Скоукрофт, Гейтс, Бартоломью. Не знаю, где принял М. А. Моисеев свое решение: еще до похода к президенту или увидев всю эту компанию. Мне он сказал, что решился действовать в последний момент. В любом случае альтернатива состояла в том, чтобы или кое в чем уступить, или же взять на себя ответственность за срыв встречи Горбачева с Бушем, неприглашение нашего президента на лондонскую «семерку», отказ нам в предоставлении кредитов на закупки продовольствия (а у нас в тот момент, как говорили, муки было на полтора месяца), скандал на предстоящем совещании министров иностранных дел стран СБСЕ в Берлине. Дела наши были плохи, и генерал Моисеев поднял вверх руки, согласившись со всеми американскими требованиями.