Евмен Доломан - На безымянной высоте

— Это наша машина, привозила боеприпасы, пошла на Вишняки, — объясняю. Мне видно, как над чуть высветленной полоской неба потянулся кузов.

— Но зажигалка была у меня, наверное, с неделю — и не больше. Увидел как-то командир полка. Попросил на часок, будто для того, чтобы удивить командира дивизии. Так тот час тянется и поныне…

— А вы случайно не взяли эту у кого-нибудь «на часок», чтобы удивить комбата или комбрига?

— За кого ты меня принимаешь, Стародуб! — в его восклицании и упрек и обида.

— Я просто поинтересовался — вот и все.

— Не можешь ты, чтобы не укусить… — Ротный подбросил на ладони зажигалку и похвастался: — Эту подарил мне Саша Марченко — при свидетелях. Было там с десяток танкистов, да и наших архаровцев немало. Можешь спросить у Покрищака…

— Я вам верю, чего мне еще кого-то спрашивать.

— Умеют они, немцы, делать всякие там штуковинки. Это говорю тебе как токарь, я в этом разбираюсь.

— Как бывший токарь, — уточняю.

— Почему бывший?.. Закончится война, и, если будем живы, станем к станкам, возьмемся за чепеги — кто что умеет, то и будет делать. Дела всем хватит… Хотя, по правде говоря, мне жаль будет расставаться с армией.

Совсем недалеко от нас, во ржи или в бурьянах, звонко закричал перепел.

— Спать пой-дем, спать пой-дем! — смеясь, передразниваю его. — Наверное, — говорю, — зовет свою подругу, которую мы напугали… Видите, война войной, а жизнь берет свое…

Байрачный немного наклонил голову влево и, сидя таким образом, внимательно к чему-то прислушивался. Я сначала ничего не уловил, но потом донеслось из перелеска, что справа от нас, на востоке, выразительное гудение моторов.

— Думал, что наши танки, а это автоматчики на машинах едут в штаб бригады — в Вишняки.

Машин отсюда не видно, мы догадываемся о них по звуку. Вот они поравнялись с позицией наших минометчиков, где около дороги окопался взвод Расторгуева. Звонко ударил ручной пулемет, тугими короткими очередями ответили ему автоматы. Вскакиваем на ноги и что есть духу бежим туда, через низовье, где недавно стояла кухня, по полегшей ржи, где только что кричал перепел. Гудение машин оборвалось. Вместо этого послышалась разноголосица: команды, выкрики, ругань. Подбегаем, взвод Расторгуева и несколько минометчиков, уже обезоружив немецких солдат, выстраивают их в колонну, чтобы отвести в Вишняки. Оказывается, четыре машины, на которых было около пятидесяти человек, оторвались от своей колонны и заблудились. Решили добраться до Львова кратчайшим путем. Когда по ним застрочили из пулеметов и автоматов, сообразили, что сопротивляться напрасно. Обер-лейтенант, который сидел в кабине передней машины, крикнул нашим:

— Не стреляйт! Гитлер капут! — и соскочил на землю с поднятыми руками.

Подчиняясь его команде, то же сделали и все его пехотинцы.

— Если так запросто, — говорю, — сдадутся нам в плен войска, которые драпают из Бродов, то у всей бригады не хватит бойцов, чтобы их конвоировать…

— Ты, Стародуб, заранее не переживай, — весело отзывается минометчик Власюков. — Было бы кого сопровождать, а конвоиры всегда найдутся.

— Ведите их быстро к штабу! — приказывает Байрачный автоматчикам.

Возвращаемся в свои окопы. Июльская ночь «месячная», теплая, тихая. Приглушенные звуки далекой канонады отзываются в душе холодной щемящей болью.

— Значит, те, кого мы ожидаем, уже где-то недалеко, — рассуждает Байрачный, — если эти до нас добрались. — Резко махнул рукой над высоким чертополохом, что маячил одиноко на краю придорожной полосы. — На, понюхай, — подсовывает к моему носу на ладони темнеющую маковку — цветок чертополоха.

— И не уколол? — интересуюсь.

— Нет. Я даже загадал: если сорву одним махом и не уколюсь, то удастся осуществить свой замысел…

— Какой же это замысел, если не секрет?

Байрачный метнул на меня взгляд:

— Выхвачу из клетки орлицу! Неужели не догадался?

— Нет, — признаюсь. — Я, грешным делом, подумал: победим ли в предстоящем бою врага?..

— Чудак! Тут и гадать нечего… Ведь драпают они, а не мы, так пусть они и загадывают…

— Если говорить в общем, то ваша правда. А здесь — вот двинется на нас та туча с «тиграми» и «фердинандами», тогда, как у нас говорят, бабка надвое гадала.

— Брось ерунду пороть, — повысил голос Байрачный. — Я не люблю нытиков!..

«Тю!.. И чего он завелся? — думаю о ротном. — Наверное, и сам нервничает, только не хочет показать. Вот и не сидится ему на месте, ищет собеседника, чтобы хоть немного отвести душу… Не полегчало, так стал орать… Чудак».

Настроение испорчено. Ложись или не ложись — все равно не уснешь. Да и времени маловато. Уже скоро нужно поднимать свою смену, а тех, которые дежурят, уложить отдыхать. В траншее, около пулеметного гнезда, стоит целая группа. Комсорг Евгений Спивак, Вадим Орлов, Николай Губа — после гибели Пахуцкого он стал пулеметчиком, — его второй номер Василий Кумпан — из коломыйского пополнения, Володя Червяков и еще несколько автоматчиков. Спивак, видно, рассказывает им о событиях на фронтах, об успехах 1-го Украинского. Об этом я догадываюсь, уловив краешком уха: «…по приказу маршала Конева… Ну, а от Львова один прыжок — и мы уже на государственной границе… Вот так, друзья…» Приблизившись к группе, дергаю задумавшегося Орлова за рукав:

— Вадим, иди спать, пока тихо.

— А ты? — с легким удивлением посматривает на меня.

— Я в другой раз отосплюсь, а сейчас что-то не хочется…

Вадим кладет широкую крепкую ладонь на мое плечо, другой опирается на бровку окопа и, взмахнув ногами, как спортсмен на брусьях, вылетает из траншеи.

— Нашел надежную опору — командирское плечо, — замечает Володя Червяков ему вдогонку.

— Надежная опора во всяком деле — это, брат, залог успеха, — медленно изрекает Губа, и мы, притихнув, ожидаем, что в подтверждение этого он добавит какую-нибудь историю. И не ошибаемся.

— Когда-то наш класс — тогда говорили группа, — уточняет Губа, — повезли на санях с грядками — чтобы мы не повыпадали — в районный центр на экскурсию. Больше всего запомнилась мне двухэтажная школа, в которой был высокий спортивный зал, хорошо оборудованный. Мы зачарованно смотрели, как на кольцах и брусьях ловко управлялись мальчишки и девчонки. Даже самому хотелось что-нибудь такое устроить. Но в нашей школе, которая размещалась в доме раскулаченного дядьки Торгало, конечно, никакого спортзала не было. Да и на дворе зимой ничего похожего на брусья или кольца не устроишь. Надумал я сделать сначала такие брусья дома. Как раз никого не было — пошли все куда-то в гости: был святой вечер, кутья. Взял я два ухвата с крепкими, хорошо отшлифованными ручками, положил их одним концом на стол, а другим — рогачами — на выпуклую крышку сундука. Положил параллельно, на ширину плеч.