Валерий Воскобойников - Утренние колокола. Роман-хроника

Двадцать девятого января ночью в дверь громко постучали, и уже по этому грохоту, по голосам, которые будили соседей, Энгельс понял – полиция.

Пришли с обыском. Пришедшие и сами плохо знали, что им надо искать. Возможно, надеялись найти оружие. Но в доме его не было.

Энгельсу было приказано в течение суток покинуть Париж. Он едва успел запаковать вещи, которые разбросали полицейские, и поехал на вокзал. Хорошо, что Мери в это время была у сестры в Манчестере.

31 января Энгельс был уже у Марксов в Брюсселе.

Прошло лишь несколько недель, и наконец то, чего ждали, что предчувствовали, – свершилось!

Люди праздничными толпами ходили по брюссельским улицам, стояли на площадях, заполняли вокзал.

Ждали новостей из Парижа.

Парижский поезд подошел к перрону в половине первого ночи.

Едва он остановился, как с паровоза стащили пожилого усатого перемазанного машиниста.

– Что в Париже?

Машинист отодвинулся подальше от наседавших на него людей, оглядел их и, набрав воздуха, крикнул:

– В Париже, господа, революция! Победили рабочие. Установлена республика!

– Да здравствует республика! – закричали на перронах. И праздничный этот крик подхватили сначала на вокзале, потом на площади, а дальше он понесся по всем улицам, где стояли люди.

Через несколько минут толпа уже шла по ночным улицам с факелами, распевала «Марсельезу».

Днем король Бельгии принял депутацию буржуа. Голос короля был растерянный.

– Господа, во избежание кровопролития, я сам буду рад отказаться от вверенного мне богом и судьбой трона и передать власть в руки моего народа. Я готов стать просто гражданином и вместе с вами участвовать в жизни бельгийской республики.

Депутаты ожидали окрика, готовы были настаивать, требовать расширения прав. Король сам, добровольно, предлагал им эти права.

– Но на улицах беспорядки, ваше величество. Возможны поджоги, убийства, ограбления. Кто будет усмирять народ?

– Только вы, господа.

– Ваше величество, и вы, и мы. А те, что на улицах, – это не ваши подданные, это эмигранты, от которых отказалась уже не одна страна. Вы знаете, сколько у нас здесь одних только немцев! Но вместе с вами, с вашей национальной гвардией мы наведем в стране порядок.

На следующий день королевская гвардия разогнала уличные толпы. Эмигрантов отводили в полицию под конвоем на глазах у всех.

Полицейский комиссар запретил собрания Просветительного общества рабочих. Буржуазия образовала гвардию, закупала оружие.

Демократическая ассоциация потребовала вооружить рабочих.

Маркс передал на покупку пистолетов деньги, привезенные из Голландии. Вместе с Энгельсом они печатали листовки, брошюры и тайно переправляли их в разные части Германии, в организации Союза коммунистов.

Лондонский центральный комитет передал полномочия брюссельскому.

– В этот час во главе Союза должны стоять Маркс и Энгельс, – говорил Шаппер.

Первое собрание ЦК Маркс назначил на вечер третьего марта.

За час до собрания из полиции прибыл чиновник.

В двадцать четыре часа Марксу приказывалось покинуть пределы Бельгийского королевства.

– Но мы высланы из Франции, а прусского гражданства Карл лишен давно, – растерянно говорила Женни. – Неужели придется скрываться от полиции? Как это неприятно и унизительно!

На собрание ЦК пришло несколько человек, друзей и единомышленников. Все были под угрозой ареста.

– Здесь работать невозможно. Надо ехать в Париж, образовывать новый ЦК, – сказал Энгельс. – Меня не трогают, потому что две недели назад сами же выдали паспорт.

Энгельс ушел последним. А через минуту снова постучали в дверь.

Маркс был уверен, что вернулся кто-то из друзей.

В дверях стоял помощник комиссара полиции с шестью полицейскими.

– Господин Маркс, вы арестованы, следуйте в городскую тюрьму. Мне велено произвести обыск.

Женни оставила разбросанные вещи и побежала к председателю Демократической ассоциации. Ведь как-никак Маркс был ее вице-председателем!

– Это произвол, мадам! Сейчас уже поздно, но завтра утром ваш муж будет на свободе. Я добьюсь этого! – заволновался председатель. Был поздний слякотный вечер.

– Как же вы пойдете одна? – удивился член ассоциации архивариус Жиго, который находился тут же. – Я провожу вас до дому.

Вместе они подошли к дому. У дверей стоял полицейский чиновник. Он любезно улыбнулся и приподнял шляпу.

– Госпожа Маркс? Весьма сожалею, что обстоятельства заставляют меня познакомиться с вами в столь неприятный для вас момент…

– Где мой муж? – перебила его Женни. – Вы освободили мужа?

– Да, вот именно, где Маркс? Это произвол и я требую немедленно освободить его! – подхватил Жиго.

– Успокойтесь, господа. Если вы пойдете за мной, то убедитесь, что Маркс находится в превосходных условиях.

Чиновник пригласил Женни пойти в сторону ратуши.

– И я смогу увидеть своего мужа? – спрашивала по дороге Женни.

– За этим я вас и веду, господа.

Чиновник довел их до дверей полиции и на секунду замешкался.

Едва Женни и Жиго перешагнули порог, как дверь заслонил полицейский.

– Желаю вам приятно провести время! – крикнул теперь уже насмешливо чиновник.

Женни тут же принялись допрашивать. Жиго запротестовал. На него надели наручники и увели в камеру.

– Я бросила дома троих маленьких детей! – возмущалась Женни.

– Расскажите подробно о деятельности мужа, и мы вас отпустим к детям, – говорил полицейский чин, развалившись в кресле.

– Вы ведете себя нагло. Я дама, и вы обязаны проявить хотя бы элементарную вежливость. Пока я не получу от вас извинения, пока не увижу своего мужа, не буду с вами говорить ни о чем!

– Ах вот как, вы, следовательно, дама, а я недостаточно вежлив! – полицейский чин сказал это с отвратительной улыбкой. – Сейчас вы пойдете в камеру, а утром мы поглядим, кто из нас первым захочет извиняться.

Женни повели в большую полутемную камеру.

– Ваше поведение подло! У меня дома трое маленьких детей, и вы не можете так поступить. Освободите немедленно мужа и меня! – крикнула Женни конвоирам, которые подвели ее к дверям камеры.

Конвоиры подтолкнули ее вовнутрь и молча удалились.

– Они все могут, милая, – сказала со вздохом пожилая женщина и освободила часть деревянных нар. – Ложись лучше, поспи. Меня вон прямо от клиента оторвали. Хороший был клиент, покладистый.

– За что же вас арестовали? – спросила, не удержавшись, Женни.

– А я взятку не дала, вот и забрали. Мы – проститутки, – сказала она с гордостью. – Нас тут трое, вон те, молоденькие, и я. А эти две – воровки. Да и ты, наверно, по большим птицам стреляешь – вон какая молодая и красивая!

– Нет, я из-за мужа. Мой муж – демократ.