Валерий Воскобойников - Утренние колокола. Роман-хроника

Она организовывала профсоюзы, объезжала города Англии и Ирландии с агитационными выступлениями.

А когда международное рабочее движение вновь объединилось и был создан Второй Интернационал, Тусси стала редактировать центральный его орган: «Международный социалистический бюллетень».

Перед своим семидесятилетием Энгельс решил объехать мир, может быть, в последний раз.

– Начнем с Америки, Генерал, – командирским голосом заявила Тусси.

Энгельс пригласил в путешествие своего манчестерского друга химика Шорлеммера.

Пароход был огромный, многопалубный. Всюду были расставлены легкие широкие кресла для публики. Пассажиры прогуливались вдоль берегов, любовались величественным океаном.

Элеонора рассказывала Энгельсу о русских друзьях.

– Это точно, Генерал! Россия скоро может стать центром движения! – говорила она увлеченно, и так же увлеченно слушал ее Энгельс. Он даже не обходил кресла, встречавшиеся на пути, а попросту перепрыгивал через них.

Остановилась сама Элеонора.

– Да он же моложе нас всех! – она повернулась к Шорлеммеру. – Честное слово, Генерал, тебе скоро семьдесят, а я не знаю человека, который был бы так молод, как ты!

Энгельс сам чувствовал, что в чем-то ему повезло больше, чем Марксу.

Маркс умер, так и не увидев опубликованным главный труд своей жизни. Первый Интернационал был распущен, о создании второго в те годы можно было лишь мечтать. Более сорока лет, изнуряя себя, Маркс возделывал поле научного коммунизма, международного рабочего движения, а всходы увидел Энгельс.

Маркс удивленно радовался, когда получил письмо из России о том, что там собираются издать первый том его «Капитала». Теперь работы Маркса и Энгельса читали уже на многих языках, и каждый сознательный рабочий знал их имена.

Умерла Ленхен. Из обычной служанки она стала настоящим другом семьи Маркса и многих эмигрантов. Энгельс произнес прощальное слово над ее гробом. Выполняя волю Женни и Маркса, Ленхен похоронили рядом с ними…

Для ведения дома Энгельс пригласил бывшую жену Каутского, Луизу. Ему не хотелось на старости лет жить с незнакомыми людьми. Луиза скоро вышла замуж за молодого энергичного доктора Фрейбергера. Втроем они решили подыскать более просторный дом и скоро нашли его на той же улице, поблизости.

Энгельсу было уже за семьдесят, но он шутил, что в своем доме Фрейбергер еще долго не получит работы.

…Каждый день приносил почтальон господину Энгельсу пачки писем. Почтальон удивлялся: письма шли из многих стран мира. О некоторых странах почтальон раньше и не слышал, узнал, читая обратные адреса на конвертах. Английские почтовые служащие отличались сдержанностью и привыкли ничему не удивляться. Но однажды, когда писем было особенно много и Энгельс стал распаковывать их прямо при почтальоне, тот не удержался.

– Я прошу прощения, мистер Энгельс, вы, по-видимому, большой знаток географии, если получаете письма из стольких стран. Но говорят, что вы и читаете их все без переводчика…

И действительно, французская «Юманите» однажды заметила, что Энгельс даже заикаться может на двенадцати языках. Он переписывался и разговаривал со своими корреспондентами не только на их языках, но и на их родных диалектах.

А корреспондентов с каждым годом становилось больше.

Энгельс понимал: он должен не только выполнить научное завещание Маркса, но и встать на его место в политической борьбе.

В эти годы рабочие партии развитых стран стали массовыми. После отмены запретительного закона социалисты Германии снова вошли в рейхстаг, образовали отдельную фракцию.

Одновременно усилилась борьба внутри партий.

Одни считали, что время революций и диктатуры пролетариата прошло. Энгельс насмешливо называл их в статьях «честными оппортунистами», писал, что они мечтают о «мирно-спокойно-свободно-веселом врастании старого свинства в социалистическое общество».

Были и другие. Они выступали с громкими анархистскими фразами, требовали немедленной всеобщей забастовки, не признавали участия в парламенте, говорили об отмене государства сразу после революции. Энгельсу приходилось сдерживать их. Но почти в каждой статье он напоминал, что эпоха мирного развития капитализма невечна, годы буржуазной легальности обязательно сменятся эпохой великих революционных боев.

И так же как ежедневные разноязыкие письма, приходили по воскресеньям в дом Энгельса гости, говорящие на разных языках. В воскресенья готовились обеды на многих людей, и они собирались вокруг стола – пожилые и совсем юные. Некоторые приезжали открыто – они были уже депутатами парламентов в своих странах, за поимку других правительства объявляли награду, они и в Англии жили под чужими именами. Объединяло их общее дело, а единственным переводчиком у них часто становился хозяин дома.

Тусси, Элеонора Маркс-Эвелинг, ввела в дом Энгельса многих русских друзей. Она переводила на английский работу Плеханова «Анархизм и социализм».

Энгельс с удовольствием разговаривал, спорил с ними по-русски.

– Вы мало занимаетесь крестьянским вопросом в России! – убеждал он Плеханова. – Я советую вам написать специальную работу по аграрному вопросу.

Как-то раз Плеханов назвал его «дорогим учителем».

Энгельс шутя заметил:

– Я просто Энгельс. Прошу вас перестать величать меня учителем!

В пятницу, 4 августа 1878 года, утром прохожие на петербургских улицах с удовольствием смотрели на вороного рысака, запряженного в беговые дрожки. Рысак был изящен, быстроног.

В то же утро шеф жандармов генерал-адъютант Николай Владимирович Мезенцев не спеша возвращался с богослужения вместе с приятелем своим отставным полковником Макаровым.

Утро было ясное, с едва заметным теплым, нежным ветерком.

Шеф жандармов – человек угрюмый и жестокий – вид имел самый благочестивый. Он, бестрепетно отправлявший сотни молодых людей в сибирскую каторгу, на виселицы, не знал в тот миг, что последняя минута его жизни кончается.

Навстречу ему шел молодой человек среднего роста, одетый в обыкновенное летнее пальто, в очках. В руке у него был газетный сверток.

Не дойдя до генерал-адъютанта трех шагов, молодой человек остановился, задумчиво поправил очки, а затем выхватил из газеты кинжал.

Шеф жандармов попытался спрятаться за спину отставного полковника, но полковник и сам в растерянности пятился к стене дома.

Молодой человек все с тем же спокойным лицом, на виду у всей улицы, ударил шефа жандармов кинжалом в грудь, вскочил в дрожки, запряженные прекрасным рысаком цвета воронова крыла, – дрожки понеслись по Малой Садовой и скрылись из виду.

Через час возбуждение охватило весь Петербург. У места покушения постоянно стояла толпа. Одни негодовали, другие тихо радовались. Передавали, что за голову преступника назначено пятьдесят тысяч рублей.