Анатолий Инчин - Шумят леса Хинельские

Белокурый солдат тоже снял автомат, но почему-то отошел в противоположную от повозок сторону.

— Прошу до нашего шалашу! — засеменил к офицеру старший полицай на своих коротеньких кривых ножках.

— Сокол, Калганов, — крикнул офицер, — пора! — и замахнулся гранатой.

— За Алешу! — вскинул автомат Сокол.

— За Алешу! — словно эхо, повторил Калганов.

Много времени спустя от Бережного нам стало известно: вместе с Калининым был арестован и хозяин казармы — путевой обходчик.

Алексея отвезли в Глухов, сдали немцам, а те водворили его в тыловой лазарет при военном городке, изолировав в отдельную палату. «Десантник», как его считали, представлял интерес для гестапо. Поэтому начальство приняло все меры, чтобы Калинина поскорее поставили на ноги. Его лечили добросовестно, не жалея лекарств. И не менее добросовестно охраняли. Предполагая, что Алексей — сотрудник советской разведки, им заинтересовались крупные чины контрразведки. А со службой имперской безопасности не шутят.

— Как волка ни ешь, а он все в лес бежит! — коверкая русскую пословицу, сказал начальник глуховского гестапо. — В два глаза смотреть за комиссар-десантник!

Его не покидали приятные мысли о повышении в чине, новых наградах… Не всякому и не каждый день попадают в руки советские десантники из армейской разведки!..

Мы не знали точно, где Калинин, что с ним? Жив ли?..

Бережной выделил специальную поисковую группу. В нее вошли Костя Стрелюк и Володя Савкин. Мы подключили к ним Сокола и Любу. Они от жены арестованного путейца узнали о том, что Алексей помещен в лазарет военного городка, но на этом следы терялись… Нужен был человек, который мог бы побывать в этом городке и узнать о судьбе раненого. Дальнейшие поиски и расспросы привели к Локотскому поселку — тому самому, в котором был ранен Калинин. В поселке жила девушка Галя, работала при лагерном лазарете в Глухове. По воскресеньям ее иногда отпускали домой, «до матки». Вот ее и решено было сделать, на первых порах, связной между Калининым и Бережным…

Савкин и Стрелюк однажды вечером пробрались огородами к Галиной хате. Перед нею высился пирамидальный тополь, самый высокий в поселке.

Разведчики долго наблюдали с огорода за домом и небольшим отрезком улицы, видневшимся через тын. Наконец движение в поселке утихло. Володя остался на улице, а Костя Стрелюк пробрался к дому, постучал в окно. На вопрос: «Кто там?» — Костя ответил:

— Я от Гали.

— Что с ней? Где она? — приглушенным голосом спросила мать. — Войдите в хату.

— Не волнуйтесь, пожалуйста… Я пришел от партизан. Мне как раз самому надобно повидать Галю по очень важному делу. Помогите устроить с ней встречу.

— Я вас не знаю, как могу доверить свою дочь первому встречному? Кто вы такой? Что вам от нас надо?

— А я разве не доверяю вам свою жизнь, явившись вечером в поселок с оружием в красноармейской форме? Разве мой товарищ не был подстрелен полицаями здесь, в этом поселке, возле вашей хаты? С Галей мы и хотели бы поговорить о нем. Она работает в военном городке, там сейчас находится раненый. В лазарете. Нам надо связаться с ним. Это можно сделать только через Галю. Передать два слова. И как можно скорее. Алеша находится в смертельной опасности. Еще несколько дней, и он будет передан в руки гестапо.

Волнение разведчика передалось Галиной матери.

— Что должна сделать моя дочь?

— Нам известно, что Галя работает в лазарете, а по субботам приходит домой. Значит, завтра она должна прийти…

— После обеда.

— Скажите ей, что мы ее ждем завтра или послезавтра на опушке леса у дороги.

— Я скажу Гале, но… боюсь за нее.

— Честное комсомольское, все будет в порядке! Галя нужна всего на несколько слов, я уже говорил. Да, вот что! Мы же ее не знаем. Пусть наденет на шею платок… Голубая косынка? Хорошо, пусть будет косынка.

Пока люди Бережного устанавливали связь с Галей, а через нее — с Алексеем Калининым, Сокол и Люба держали под наблюдением военный городок, а в нем — лазарет…

— Надо как-то подобраться к этому лазарету, помочь Гале, — озабоченно поделился мыслями Сокол. — Есть у меня одна задумка…

— Выкладывай, — попросил я его.

— Галю надо устроить кастеляншей. Деньги все могут. У нас они есть. А там… — Вася помолчал и голосом скрипучим, как несмазанный сапог, закончил: — Но-о, дохлая!.. Два узла с бельем не можешь потащить… — При этом выражение лица разведчика было таким глупым, что я не удержался от хохота…

— Ну, артист, Вася!.. Талант!

— Думаешь, подойду на роль возчика.

— Вполне. Только, смотри, не переиграй.

— Не переиграю. Мне тоже надо устроиться в лазарете возчиком, как-то вытолкнув с этой должности контуженного фрица-дурака.

— Значит, тебе понадобится медицинское свидетельство из полевого госпиталя, справка о ранении и направление в глуховский лазарет. Хорошо бы и историю болезни, только где достать эти бланки?

— А не добудет ли нам их Галя через палатную или старшую сестру?

— Хорошо бы…

Я подумал о Густаве Кранке, нашем верном друге. С ним было бы намного легче. И Любой бы не рисковали…

— Любу тоже перебросим в город, — словно угадав ход моих мыслей, сказал Сокол. — Она хороша, — он вздохнул, — очень хороша собой. Ей в день операции надо заняться часовым у проходной. Немцы — бабники. Клюнут на приманку…

Мне неприятны были слова Сокола о Любе, но я промолчал. Рассуждал он, как всегда, прямолинейно, называя вещи своими именами.

— Ну, как там наш Алеша?

— Рана заживает…

Галю, после хорошей взятки, назначили кастеляншей. Она и должна была вывезти Алексея из лазарета. Это был самый простой и самый надежный способ — увезти десантника на глазах у немцев.

Для часовых Галя была давно «своим» человеком, а в последнее время — особенно. У нее появилась смазливая подружка, которая все время крутилась возле проходной, строила глазки солдатам, недвусмысленно улыбалась. Галя тоже кокетничала с охраной, и солдаты охотно отвечали ей улыбками, заигрывали при всяком удобном случае. Дошло до того, что у нее даже и пропуска не спрашивали.

Настал решающий день. Все было готово. Скрюченный в три погибели Алексей задыхался под грудой узлов. Подвода с грязным бельем направилась к контрольным воротам городка. Галя сидела на узлах и щелкала семечки. Внутри у нее все тряслось от страха.

Возле ворот подвода остановилась. Подошел часовой.

— Так до вечера, милый Курт? — мягким грудным голосом переспросила Люба — та самая смазливая девушка, которая с недавних пор стала появляться возле проходной.

Часовой не успел ответить Любе.

— Ловите, Курт, — крикнула Галя и кинула завязанный в узелок белоснежный носовой платок. В нем были крупные, хорошо поджаренные семечки. Тот на лету подхватил подарок, жеманно поклонился: