Эрик Леннрут - Великая роль. Король Густав III, играющий самого себя

Русская сторона избежала, однако, своей обычной ошибки — высокомерного тона. Только время шло, а предложенный Густавом проект союза оставался без ответа. Прежде чем решать столь важное дело, надо было дождаться возвращения в Петербург всемогущего фаворита князя Потемкина. Но было ошибкой и думать, что можно было держать Густава на привязи любезностями и невнятными речами в адрес Стединка о желании заключить союз.

17 февраля, в тот же самый день, когда Стединк докладывал о своей трудной беседе с императрицей, Листон написал донесение о состоявшемся важном обмене мнениями с королем Густавом. Тот сказал, что хотя переговоры с Россией продвигаются, он по-прежнему не связан и может вести переговоры с Англией. Он желает, чтобы Листон сделал предложение от имени союзников. Из дальнейшего разговора Листон «pretty nearly» [73] Довольно близко. узнал выдвинутые Густавом условия союза, они были следующими: 1. Помощь в его финансовых затруднениях. 2. Все расходы на военные операции, которые он может предпринять, исчисляемые семью миллионами риксдалеров на каждую кампанию, что, по мнению Листона, не должно показаться чрезмерной суммой. 3. Главнокомандование над военно-морскими силами, которые будут действовать в Балтийском море. Ему нужно также войско из 20 000 ганноверцев для десантных операций. 4. Менее строгое толкование общего требования относительно состояния статус-кво по вопросу о границах между его страной и Россией. 5. Трактат о союзе и субсидиях, который должен действовать определенное число лет после заключения мира. На прямой вопрос Густава, обладает ли Листон полномочиями подписать конвенцию «на его окончательных условиях», дипломату пришлось ответить уклончиво, и это не произвело никакого впечатления. Согласно последовавшему затем в донесении долгому разъяснению, Листон советовал пойти довольно далеко навстречу условиям Густава.

Спустя два дня Листон отправил дополнительную депешу, свидетельствующую о его ощущении, что время поджимает. Для Густава, писал он, невозможно провести кампанию такими же силами, как раньше, за 300 000 фунтов стерлингов. Ни один из фаворитов короля не хочет поддержать такие условия. По мнению Армфельта, король, если ожидаемый от императрицы ответ будет удовлетворительным, по соображениям чести будет вынужден сохранить нейтралитет. «Но исключительно благоприятное решение Англии может, пожалуй, поколебать этот принцип». И Листон завершает донесение цитированной выше характеристикой Густава III и его позиции силы, которая делала его значимым как друга или врага.

Весной 1791 года Густав III так и не пошел дальше этого в своих переговорах о союзе с Великобританией. Пруссия на сей раз притормозила и предложила Густаву конвенцию, которая подразумевала нейтралитет, открытие шведских гаваней для английского флота и некоторые военные демонстрации, но не участие в войне. 22 марта Листон писал, что прусский кабинет нашел предложенные Густавом условия союза чрезмерными и продолжил линию нейтралитета, поддержанную, в частности, Армфельтом при условии, что Швеция получит гарантии от русского нападения. Король Густав сам «намекнул и дал понять», что его окончательный выбор будет предпочтительным для союзных держав. Когда в конце марта угроза войны против России со стороны Пруссии и Англии быстро миновала вследствие того, что парламент воспротивился планам Питта, исчезли предпосылки к тому, чтобы Густав III связывался с союзниками. В конце апреля Листон обнаружил, что Густав заговорил иначе и в сильных выражениях высказывался об опасности, которой подвергается. 3 мая Листон доносил, что двумя днями ранее Густав сказал ему, что не может не поздравить себя самого с тем, что в феврале не дал более точного и благоприятного ответа на предложения, которые Листону было поручено передать ему. Сделай Густав это, и он был бы поставлен против русских флотов, которые теперь готовы выйти в море, между тем как среди членов берлинского кабинета царят открытые разногласия, а британский кабинет министров нарвался в парламенте на такую сильную оппозицию, что министрам скоро придется выбирать между отказом от планов войны против России и отставкой. Существовала опасность того, что Густав, если он продолжит пребывать в том же настроении, уступит выгодному предложению императрицы и возьмет на себя обязательство как минимум соблюдать строгий нейтралитет. «В действительности его идеи идут гораздо дальше. Он ежедневно повторяет всем, кто его окружает, что если на Балтийском море разразятся военные действия, то он не сможет остаться сторонним наблюдателем, а прусскому министру он не раз заявлял, что в тот момент, когда заслышит грохот пушек, для него станет невозможным оставаться спокойным и он должен будет принять в войне активное участие на той или другой стороне». К счастью, снисходительное равнодушие русского двора до сих пор этому противодействовало.

Отсюда можно заключить, что Густав III забавлялся, пугая союзников, особенно пруссаков, дабы, если получится, выжать из них себе льготы. Его целью было также вселять в них беспокойство, как писал Густав Армфельту. Пален тоже узнал, что шведский корабельный флот, который для видимости вооружается, может быть употреблен на стороне России либо против нее, в зависимости от того, как обернется дело. Угроза союзников разрывом отношений, в случае если Турция не получит мира без аннексий, в марте смягчила русскую позицию в отношении Швеции. 11 марта Стединк сообщал, что императрица «mystérieux» [74] Таинственным. тоном сказала, что дела идут хорошо и все зависит от доверия к ней Густава III. В конце марта Потемкин приехал в столицу, был любезен со всеми шведами, засвидетельствовал свое почтение к Густаву III и пожелал получить копию сергелевского фавна. Но лишь в конце апреля, когда приближался сезон для войны на Балтике, с русской стороны начали проявлять горячий интерес к сближению с Швецией. 23 апреля Стединк получил аудиенцию у Потемкина, который распространялся о том, как высоко ценит короля Густава, и заявил, что все сделанные в Вереля приемлемые обещания будут выполнены, если только императрица того пожелает. Относительно границы в Финляндии Потемкин имел грандиозные виды: все жители края должны быть перевезены в области за Петербургом; Финляндия жалкая страна и должна быть обращена в пустыню, дабы не вызывать проблем с установлением границы, а особенно никчемен Нейшлот, который шведский король желал сохранить при юстировке границы. Несмотря на все любезности, Потемкин так ничего и не пообещал — все откладывалось до будущих прямых переговоров о союзе.

Для них Остерман разработал контрпроект февральскому плану Густава III, но человеком, которому было поручено вести переговоры, был новый ординарный посол, приближенный Потемкина и очень опытный дипломат граф Отто Магнус Штакельберг, прежде пребывавший министром в Варшаве. К тому времени, как он 17 мая наконец прибыл в Стокгольм, позиция русской стороны была жестче. Штакельберг моментально был отправлен вести интенсивные переговоры в Хага и потом в Стокгольме. Его предложения были таковы: никакой юстировки границы в Финляндии, но субсидии в приемлемых размерах; союз России с Швецией и тайный договор, направленный против Пруссии и Великобритании. Однако решение относительно всех условий остается на усмотрение императрицы. Она снабдила дипломата инструкцией, смысл которой сводился к ведению адски ловкой психологической войны. Густаву предстояло войти в героическую роль друга, кузена и помощника против всех врагов Екатерины. Кроме того, его воображение должно будет подпитываться раздачей обещаний о том, что он возглавит будущую кампанию против французских революционеров с целью восстановления во Франции монархии. Густаву надлежало предстать в героическом ореоле, который полностью впитает в себя его планы и активность, так что от него избавятся в действительной политике — в той, что имела отношение к границам России. Было известно, что осталось совсем немного до запланированного путешествия в Аахен, где Густав должен был вступить в контакт с французскими эмигрантами, которых все больше собиралось за пределами Франции. Поэтому разговоры об общем крестовом походе против революции были созвучны складывавшейся ситуации.