Михаил Ширвиндт - Мемуары двоечника

В общем, красота несусветная.

Папа очень органично вписался в этот скандинавский рай. Вставал в четыре утра, забрасывал снасти и, покуривая трубку, вытаскивал пресно-соленых рыбешек из водоема.

Идиллия продолжалась часов до девяти, после чего папа ложился спать. И тут просыпались мы.

Легкая рыбалка, долгий здоровый завтрак, купание, собирание грибов и черники… Пробуждение папы… Обед… Сон… Купание под крики чаек и папы, который уже сел на вечернюю зорьку, а мы ему распугиваем всю рыбу… Чистка и приготовление рыбы… Ужин… Купание… Сон.

Сказка!

На третий день отдыха счастливые дети стали слегка подвывать от тоски.

Конечно, с папой и дедом очень весело, но не за тем они добирались за тридевять земель, за границу, чтобы куковать сутками (или с утками) в необитаемом лесу у лукоморья.

И стали дети придумывать поводы, чтобы в город стольный иль другой какой слинять. А городок ближайший был в часе езды на автомобиле скороходном.

И вот подсылает свет-Андрей сестру свою младшую Сашеньку к батюшке на переговоры.

— Кончилось, — молвит Сашенька, — у нас молочко белое, не с чем деткам кашку пшенную кушати.

— Да вон же в леднике полкрынки стынет, — отвечает батюшка.

Ушла. Вернулась.

— Бражка у вас с дедушкой на исходе, подкупить бы?

— За печкой вон кувшин непочатый стоит.

Ушла… долго нет… Сам брат приходит:

— Лимоны желтые, заморские, все вышли, нечем будет рыбку жарену на трапезе сдобрить.

Глянул батюшка… а и впрямь нету лимонов кислых.

— Ну, делать нечего, надо в путь-дорогу собираться (да и самому ему невтерпеж на волю вольную вырваться).

Снарядили колесницу, дедушку хоромы стеречь оставили и понеслись в славный город Фюрюзунд за лимонами толстокожими, да и за другими гостинцами-диковинами.

И так каждый день. Неугомонный характер питал детскую фантазию, папаша сурово, но радостно потакал, и только дедушка ловил себе рыбку и о странствиях не помышлял.

Городок в три улицы мы выучили наизусть, но все равно каждый раз находили какое-нибудь новое развлечение.

Например, покупка той самой бражки походила на отдельный аттракцион.

В Швеции с алкоголем все очень непросто: стоит дорого, продается только в определенных местах, да и то не всегда. В Фюрюзунде магазин был один. На входе ты брал талончик с номером очереди и шел себе восвояси. Дальше ты мог бродить по городу, заходить в магазины и кафе, но где бы ты в данный момент ни находился, ты всегда мог поднять голову и на ближайшем углу увидеть электронное табло с текущим номером «пьяной» очереди!

— Ага, 234, еще осталось 27 — гуляем дальше.

И вот как-то возвращаемся мы с покупками из города, выходим из машины, идем на берег — дедушки нет. Наверное, спит. Решили посмотреть, каков сегодня улов.

Достаю из воды садок [9] Длинная корзина из металлической сетки с «дверцами» на пружинах с обоих торцов, предназначенная для ловли рыбы … а там рыбы видимо-невидимо! И лещи, и плотва, и окуни «вот такие»!.. Как никогда!

Ну, мы поохали, языками поцокали и опустили садок обратно.

Вдруг смотрю, прямо около берега рыбина здоровенная плавает — и так вяло, медленно, что хоть руками бери. Только я об этом подумал, как рядом появляется вторая, даже больше, чем первая, а следом еще две, поменьше… и тоже какие-то снулые.

— Это же наши! — вдруг кричит Андрей. — Уплывают!

И тут я понял! Садок! Когда я опустил его в воду, вероятно, нижняя дверца уперлась в какую-нибудь корягу и открылась. И рыбы, не веря своим глазам (или чему там не верят рыбы), стали выплывать наружу.

— Лови! — закричала Саша.

И я как был, в городском, прыгаю в воду и начинаю хватать руками уходящую добычу. Но не тут-то было. Обретя свободу, рыбы довольно быстро оклемались и, элегантно уворачиваясь от моих цепких рук, радостным косяком ушли в глубины морские.

О ужас! В садке остались два полудохлых окунька, папа вот-вот проснется, вечером приедут гости — что делать?!

— Так, все хватаем удочки и ловим! — распорядился я, выливая воду из новеньких мокасин.

Обманутый дедушка

Ну, мы и засели. И что удивительно, вопреки всем рыбацким законам (день, жара, волны явно не способствовали хорошему улову), мы умудрились наловить довольно много рыбешек. Конечно, не таких, как главный рыбак, но все же. Видно, уж очень велико было желание не расстроить папу-деда, да и по шее не получить!

Улов, чтобы скрыть улики, мы быстро переработали: почистили и нарезали, а вечером пожарили на гриле.

— Что-то маловато рыбы, я вроде больше наловил, — ворчал папа.

— А мы на завтра, на уху оставили, — врали дети.

И обошлось! Только сейчас, читая эти строки, папа узнает о той трагической истории: о коварстве и любви, о добре и зле… где все же добро (шведская водка и жареная рыбка) победило зло (колчеруких детей-внуков, обманувших удачливого рыболова).

Возвращаясь к «семейному столику», который трехлетняя Саша сделала символом нашего дома, наряду с папиным «сервируй», я теперь понимаю, что это и есть те самые (не люблю это слово, но в данном случае точнее не скажешь) СКРЕПЫ, на которых держится наш маленький мир. И вот, чтобы крепче скрепить эти скрепы, мы мчимся каждый год на Валдай, в дом отдыха на берегу озера Ужин, где уже много лет папа с мамой проводят отпуск-рыбалку. Валдай для папы — место идеальное во всех отношениях. Во-первых, путь от крыльца до озера занимает 46 секунд медленным шагом или полторы секунды для собаки, которой бросили в воду мяч. Во-вторых, место это располагается в пятистах километрах от Москвы, а это значит, что ни враг, ни друг в такую даль не прорвется.

Интересно, что папа, организовавший и проведший бесчисленное количество юбилеев своих друзей, свои «даты» очень тщательно скрывает. Поэтому и забирается в такую даль каждый год 19 июля. И все же некоторые отчаянные головы пробиваются сквозь время и расстояние. Директор Театра сатиры Мамед Агаев, Леня Ярмольник, Федя Добронравов, Лена Подкаминская и кое-кто еще приезжали «в глушь» поздравить папу с днем рождения.

Мы с детьми тоже из года в год появляемся «сюрпризами».

Ритуал незыблем. Каждый из нас звонит поздравить папу-деда с днем рождения и на вопрос: «Ты где?» — врет что-нибудь органичное: «Еще сплю», «На работе», «У меня съемки» и т. д. А сами уже проезжаем Великие Луки. Папа делает вид, что верит, мы — что верим, что он верит, и через пару часов: