Сергей Поварцов - Причина смерти — расстрел: Хроника последних дней Исаака Бабеля

« Вопрос: Не совсем ясно, почему близость этих людей к Ежовой Е. С. вам казалась подозрительной?

Ответ: Близость Ежовой Е. С. к этим людям была подозрительной в том отношении, что Бабель, например, как мне известно, за последние годы почти ничего не писал, все время вертелся в подозрительной троцкистской среде и, кроме того, был тесно связан с рядом французских писателей, которых отнюдь нельзя отнести к числу сочувствующих Советскому Союзу. Я не говорю уже о том, что Бабель демонстративно не желает выписывать своей жены, которая многие годы проживает в Париже [49] Первая жена писателя Е. Б. Гронфайн. , а предпочитает ездить туда к ней…

Особая дружба у Е. С. Ежовой была с Бабелем.

…Далее я подозреваю, правда, на основании лишь моих личных наблюдений, что дело не обошлось без шпионской связи моей жены с Бабелем.

Вопрос: На основании каких фактов вы это заявляете?

Ответ: Я знаю со слов моей жены, что с Бабелем она знакома примерно с 1925 года. Всегда она уверяла, что никаких интимных связей с Бабелем не имела. Связь ограничивалась ее желанием поддерживать знакомство с талантливым и своеобразным писателем. Бабель бывал по ее приглашению несколько раз у нас на дому, где с ним, разумеется, встречался и я.

Я наблюдал, что во взаимоотношениях с моей женой Бабель проявлял требовательность и грубость. Я видел, что жена его просто побаивается. Я понимал, что дело не в литературном интересе жены, а в чем-то более серьезном. Интимную их связь я исключал по той причине, что вряд ли Бабель стал бы проявлять к моей жене такую грубость, зная о том, какое общественное положение я занимал. На мои вопросы к жене, нет ли у нее с Бабелем такого же рода отношений, как с Кольцовым, она отмалчивалась, либо слабо отрицала. Я всегда предполагал, что этим неопределенным ответом она просто хотела от меня скрыть свою шпионскую связь с Бабелем, по-видимому, из нежелания посвятить меня в многочисленные каналы этого рода связи».

Типичная ситуация кошмара той проклятой эпохи. Помешанный на заговорах бывший наркомвнудел готов и собственную жену записать в шпионки! Такая коллизия кажется ему более реалистической, нежели оскорбительное положение высокопоставленного рогоносца. Вероятно, даже в следчасти были изумлены слепотой Ежова. Его спросили: «То, что вы сказали о Бабеле, не является достаточным основанием для подозрения его в причастности к английскому шпионажу. Вы не оговариваете Бабеля?»

« Ответ: Я его не оговариваю. Ежова мне твердо никогда не говорила о том, что связана с Бабелем по работе в пользу английской разведки. В данном случае я высказываю только предположение, основанное на наблюдении характера взаимоотношений моей жены с писателем Бабелем».

Такова трехстраничная выписка из протокола допроса обвиняемого Ежова. В левом верхнем углу значится: «На Бабель». Выписка приобщена к делу писателя. Под каждой страницей стоит подпись, сделанная чернилами: «Читал И. Бабель». Кроме Кобулова протокол допроса подписали старший следователь следчасти старший лейтенант ГБ Сергиенко и младший следователь следчасти ГЭУ (главного экономического управления) НКВД сержант ГБ А. Куприна.

В тот день, 11 мая, Бабель ездил по делам в Москву и, разумеется, не мог знать, что происходило в кабинетах Лубянки. Не знал он и того, сколько материалов скопилось там в его досье, начиная с 1932 года. Вечером он вернулся в Переделкино. Дача была пуста и холодна.

Судьба писателя решалась в эти майские дни на самом верху, то есть у Сталина. Мы никогда не узнаем, в какой момент «кремлевский горец» решил уничтожить Бабеля; возможно, Берия заранее подготовил список лиц, подлежащих аресту, и хозяин, внимательно просматривая бумаги, решил, что час Бабеля пробил. Редкие счастливчики удостаивались того, чтобы жирный карандаш вождя вычеркнул их имена из черных расстрельных списков (так, если верить Р. Медведеву, повезло Лиле Брик).

В понедельник 15 мая в пять часов утра на московскую квартиру Бабеля в Большом Николо-Воробинском переулке нагрянули люди в военной форме. Вспоминает жена писателя Антонина Николаевна Пирожкова.

«Оказалось, что пришедших было четверо, двое полезли на чердак, а двое остались. Один из них заявил, что им нужен Бабель… и что я должна поехать с ними на дачу в Переделкино.

…Приехав на дачу, я разбудила сторожа и вошла через кухню, они за мной. Перед дверью комнаты Бабеля я остановилась в нерешительности; жестом один из них приказал мне стучать. Я постучала и услышала голос Бабеля:

— Кто?

— Я.

Тогда он оделся и открыл дверь. Оттолкнув меня от двери, двое сразу же подошли к Бабелю:

— Руки вверх! — скомандовали они, потом ощупали его карманы и прошлись руками по всему телу — нет ли оружия.

Бабель молчал. Нас заставили выйти в другую, мою комнату; там мы сели рядом и сидели, держа друг друга за руки. Говорить мы не могли» [50] Воспоминания о Бабеле. М., 1989. С. 293–294. .

Какими бы мрачными ни были предчувствия, арест всегда неожиданность. Жертву полагалось брать врасплох, тепленькой: ночью в постели, ранним утром, часто среди уличной толкотни, на даче или когда человек возвращается из гостей, но непременно тихо, без лишнего шума, не привлекая внимания соседей, либо прохожих.

В технике процедуры задержания чекисты достигли большого искусства. Я думаю, что спецбиблиотеки и архивы Лубянки хранят множество директив, циркуляров, инструкций внутреннего пользования, где подробно излагаются разнообразные методы наружного наблюдения, слежки, скрытого преследования, обыска и ареста. Такие методические пособия предназначались главным образом для сотрудников оперода (т. е. оперативного отряда), и нередко их писали самые отъявленные палачи НКВД вроде Родоса и Шварцмана. Поскольку аресты носили массовый характер, приходилось заботиться о максимальной скрытности оперативных действий.

В официальном рапорте это называлось «операция по ордеру № 3003 от 16.V.39 г. арест-обыск Бабеля И. Э.». Ордер подписан новым наркомом Берией и начальником Второго отдела 1-го управления НКВД СССР Панюшкиным уже после того, как Бабель был доставлен во внутреннюю тюрьму на Лубянке. Точная дата ареста не имела значения для бюрократической машины, перемалывающей тысячи человеческих жизней. Но любая дата, проставленная в ордере, автоматически переходила во все другие документы уголовного дела. В случае с Бабелем возможны два варианта: либо оперативники поторопились с арестом, произведя его на день раньше, либо ордер подписан начальством постфактум. Последнее наиболее вероятно. Ибо работы у ГБ хватало с избытком, где уж тут до канцелярских нюансов!