Сергей Поварцов - Причина смерти — расстрел: Хроника последних дней Исаака Бабеля

Далее в документе указывается, что Бабель помимо прочего изобличен в троцкистской деятельности показаниями арестованного писателя Лежнева и арестованной журналистки Леонтьевой. Где же сами показания? Их нет ни в деле № 419, ни в «Постановлении». Не сочли нужным приобщить?.. Ах, если бы знать точно!

С делом известного литературного критика Абрама Захаровича Лежнева (настоящая фамилия — Горелик) я не знаком. Могу представить, какую клевету на Бабеля его заставили подписать в застенке. Замечу попутно, что перу Лежнева в недавнем прошлом принадлежали глубокие статьи о писателе; критик тонко чувствовал природу яркого бабелевского дарования. «Мы ценим в Бабеле, — писал Лежнев, — талантливого и добросовестного художника, одного из лучших стилистов в русской литературе, писателя, умеющего видеть мир по-своему и достаточно искреннего, чтобы оставаться самим собой» [91] Лежнев А. Литературные заметки // Печать и революция. 1925. № 4. С. 150. . Как член литературной группы «Перевал», руководимой Воронским, Лежнев скорее всего «изобличил» Бабеля в преступных связях с матерым троцкистом…

Последний, кто видел Лежнева живым, был Р. В. Иванов-Разумник. Осенью 1937 года они познакомились в переполненной камере Бутырской тюрьмы. По словам Разумника, «марксистский литературовед» чувствовал себя подавленным, получив обвинение по 58-й статье. Вскоре Лежнева перевели во внутреннюю тюрьму на Лубянку, а потом расстреляли.

Сотрудница газеты «Правда» Тамара Леонтьева осталась жива. Ей, как пишет А. Ваксберг, «выпал счастливый билет» [92] Ваксберг А. Процессы // Литературная газета. 1988. 4 мая. . Дальнейшая судьба Леонтьевой мне неизвестна.

A самое важное, на мой взгляд, заключено в последних страницах «Постановления». Как будто слышится голос писателя…

«Агентурными данными в течение 1934–1939 годов подтверждается антисоветская троцкистская деятельность, связанная в течение долгих лет с участниками право-троцкистской организации: Дрейцером Е., Охотниковым Я. О., Серебряковым Л. П., Мдивани, Раковским, Евдокимовым, Кольцовым, Пильняком, Ежовым и другими. Так в ноябре 1934 года источник сообщал:

…„Бабель с женой Пирожковой систематически бывал и в компании Л. И. Серебрякова, Мдивани и Дрейцера и др.“

Большое озлобление проявил Бабель в связи с процессами „право-троцкистского блока“. Он заявил следующее:

…„Чудовищный процесс. Он чудовищен страшной ограниченностью, принижением всех проблем. Бухарин пытался, очевидно, поставить процесс на теоретическую высоту, ему не дали. К Бухарину, Рыкову, Раковскому, Розенгольцу нарочно подобраны грязные преступники, охранники, шпионы вроде Шаранговича о деятельности которого в Белоруссии мне рассказывали страшные вещи: исключал, провоцировал и т. д. Но Раковский, да, он сын помещика, но ведь он отдал все деньги для революции. Они умрут, убежденные в гибели представляемого ими течения и вместе с тем в гибели коммунистической революции — ведь Троцкий убедил их в том, что победа Сталина означает гибель революции“.

и далее:

„Советская власть держится только идеологией, если бы не было идеологии 10 лет тому назад все было бы окончено. Идеология дала исполнить приговор над Каменевым и Зиновьевым“.

„…Люди привыкают к арестам, как к погоде. Ужасает покорность партийцев и интеллигенции к мысли оказаться за решеткой. Все это является характерной чертой государственного режима. На опыте реализации январского пленума ЦК мы видим, что получается другое, чем то, что говорится в резолюциях. Надо чтобы несколько человек исторического масштаба были бы во главе страны. Впрочем, где их взять, никого уже нет. Нужны люди, имеющие прочный опыт в международной политике. Их нет. Был Раковский, человек большого диапазона“.

В феврале 1939 года Бабель сказал:

„Существующее руководство ВКП(б) прекрасно понимает, только не выражает открыто, кто такие люди, как Раковский, Сокольников, Радек, Кольцов и т. д. Это люди, отмеченные печатью высокого таланта и на много голов возвышаются над окружающей посредственностью нынешнего руководства, но раз дело встает о том, что эти люди имеют хоть малейшее соприкосновение к силам, то руководство становится беспощадно — арестовать, расстрелять“.

Через семью Ежова Бабель получал секретную информацию, о чем делился со своими друзьями и, возможно, передавал ему информацию за границу. В феврале 1938 года источник сообщил:

…„Бабель перескочил на вопрос о Ежове, сказав, что он видел обстановку в семье Ежова, видел, как из постоянных друзей дома арестовывались люди один за одним. Бабель знает, что ему лично уготован уголок. Если он расскажет об этом, то только друзьям. Он Катаеву и другим поведал кое-что связанное с его пребыванием в числе друзей Ежова.

Бабель сказал, что его мучает. Вместе с ним жили немецкие специалисты (советники Папельман и Штейнер), они были „свои люди“. Он боится, не слишком ли много лишнего он наговорил в 1936 году немцам, уехавшим из СССР. „У меня такое ощущение, что ко мне от немцев кто-нибудь заявится““».

Интереснейший документ. На первой его странице 23 июня 1939 год расписался Берия. Рядом другой автограф: «Согласен. Зам. Прокурора Г. Рогинский. 26/VI-39». Оба согласны, что арест был необходим. Интересно тут всё, — от ошибок [93] Здесь они исправлены для удобства читателя. машинистки до стука неведомого нам «источника». Между прочим, не в каждом постановлении на арест фигурировали доносы осведомителей. Тем большую ценность имеет эта казенная бумага.

Вдумаемся: политические оценки Бабеля, старательно зафиксированные «источником», принадлежат человеку незаурядного аналитического ума. В обстановке всеобщего психоза, охватившего страну, взгляд Бабеля на события внутриполитической жизни отличался завидной независимостью. Если допустить, что Берия познакомил Сталина с материалами стукача, то результаты следствия по делу Бабеля можно считать предрешенными. Сталин не мог простить ему сочувствия оппозиционерам, осуждения «чудовищных» процессов, нескрываемого презрения к бездарному партийному руководству. Читая сводки сексотов, вождь понимал, что Бабеля нельзя обмануть. Но такие писатели вождю не нужны…

Что касается связи Бабеля с иностранцами, то в передаче «источника» она выглядит, пожалуй, как наиболее зловещий момент «Постановления» и тянет на дополнительный пункт 58-й статьи. Итог неутешительный. Последняя страница документа не оставляет поводов для иллюзий относительно судьбы писателя.

«Допрошенный в качестве обвиняемого Бабель И. Э. признал себя виновным в том, что являлся руководителем антисоветской организации среди писателей, ставившей своей целью свержение существующего строя в стране, а также готовившей террористические акты против руководителей партии и правительства.