Сергей Поварцов - Причина смерти — расстрел: Хроника последних дней Исаака Бабеля

Вопрос: И это все ваши террористические разговоры с Ежовой?

Ответ: Нет. В другой раз, в том же 1937 году, когда в кабинете редакции журнала „СССР на стройке“ мы остались одни, Ежова мне сказала, что в осуществлении террористических планов особую роль должна сыграть молодежная группа Косарева. Тут же она сообщила, что практическую работу в этом направлении ведет также Иван Катаев, который признавал только острые методы борьбы — террор.

Через Школьникову и Гликину, встречавшихся с немцами, Ежова осуществляла закордонные связи нашей антисоветской группы. Кроме того, Ежова старалась прибрать к своим рукам возможно большее количество печатных органов. Она была редактором журнала „СССР на стройке“, подавляющий тираж которого отправлялся за границу. Она же пробралась в редакцию „Правды“, сделавшись руководителем издававшейся при „Правде“ „Иллюстрированной газеты“. Ежова в свое время убедила Орджоникидзе ввести ее в состав редакционной коллегии журнала „Общественница“ и, наконец, через Гликину и Школьникову, которых она определила на работу в издательство „Интернациональная литература“, Ежова контролировала литературные связи этого издательства за границей.

Вопрос: Часто ли вы виделись с Ежовой?

Ответ: Я встречался с ней часто, сотрудничая в редактируемом ею журнале „СССР на стройке“.

Вопрос: Воспроизведите содержание ваших последних бесед с Ежовой.

Ответ: В разговоре со мной в конце 1937 года Ежова заявила, что нельзя теперь рассчитывать на длительное существование какой-либо антисоветской организации при той бдительности и остроте, которую проявляет советское правительство и партия в борьбе с врагами. Она сказала, что недовольство горсточки обиженных не может оказать сколь-нибудь заметного влияния на массы, которые, как это исторически доказано, не пойдут за заговорщиками. На успех заговорщических планов можно рассчитывать только в том случае, если обезглавить существующее руководство. Таким путем Ежова обосновывала необходимость применения террора в борьбе против советской власти.

Вопрос: И как вы реагировали на эти высказывания?

Ответ: Я разделял точку зрения Ежовой.

Вопрос: Были ли у вас конкретные террористические планы?

Ответ: Были.

Вопрос: Изложите существо этих подлых террористических планов.

Ответ: В конце 1937 года Ежова, с которой я встретился в ее кабинете в редакции „СССР на стройке“, заявила мне, что Косаревым ведется практическая подготовка к совершению террористических актов против Сталина и Ворошилова, указав, что Косарев подбирает исполнителей из среды спортсменов общества „Спартак“, делами которого он вплотную занимался.

Вопрос: Кто персонально был привлечен Косаревым к осуществлению ваших террористических замыслов?

Ответ: Об этом мне Ежова не говорила. Далее Ежова сообщила, что практическую террористическую работу ведет и Бетал Калмыков, который в течение многих лет добивается приезда Сталина в Нальчик. Пребывание Сталина в Нальчике, сказала Ежова, дало бы возможность Калмыкову к осуществлению его террористических намерений.

Таким образом существовало два плана совершения террористического акта: один в расчете на приезд Сталина в Нальчик и другой, который предусматривал квартиру Ежовых в Кремле как место, дававшее большие возможности для осуществления террористического акта. Провести исполнителей в Кремль должна была Ежова или Косарев, обладавшие всеми видами нужных для этого пропусков. В случае невозможности совершить террористический акт в Кремле предполагалось перенести его исполнение на дачи, где проживают Сталин и Ворошилов.

Вопрос: Когда предполагалось осуществить террористический акт?

Ответ: Точного срока установлено не было, но Ежова в разговоре со мной в конце 1937 года говорила о том, что осуществление террористического акта намечается на лето 1938 года и что срок будет окончательно намечен ею и Косаревым.

Вопрос: В чем заключалось ваше личное участие в подготовке к осуществлению этих террористических планов?

Ответ: Ежова в начале 1938 года поручила мне вербовку кадров для террористической работы из литературного молодняка, с которым я был связан.

Вопрос: Вы выполнили это задание Ежовой?

Ответ: Я наметил к вербовке резко антисоветски настроенных участников литературной бригады, с которой я занимался в Гослитиздате.

Вопрос: Кого персонально?

Ответ: Я наметил к вербовке студента института философии и литературы Григория Коновалова и начинающую писательницу Марию Файерович, по мужу Меньшикову, исключенную из комсомола.

Я вел с Коноваловым и Файерович антисоветские разговоры, в которых высказывал клевету по адресу партии, говоря о том, что советская литература обречена на прозябание, что выход из создавшегося положения надо искать в решительных мерах, но разговора о конкретных террористических планах и о существовании заговорщической организации я с ними еще не имел.

Других заданий по террору от Ежовой я не получал».

Теракт против вождя и других членов советского правительства (статья 58-8 УК РСФСР) — излюбленное обвинение в чекистско-правовой практике сталинизма. Оно предъявлялось многим, в том числе, например, поэту Павлу Васильеву, расстрелянному в июле 1937 года. Чаша сия не миновала и Бабеля.

Под пытками следователи-палачи вырвали у него новые имена, дабы сценарий следствия приобрел необходимые для высшего руководства формы. Так, еще в протоколе майских допросов он назвал двух своих добрых знакомых, с которыми вел доверительные разговоры на политические темы, в частности — о процессах над Каменевым, Зиновьевым, Пятаковым и Радеком. Ни профессор математики Л. А. Тумерман, ни врач О. И. Бродская не понимали и, разумеется, не одобряли расправу. Бабель сказал, что в одном из писем к А. Мальро он привел «конкретные данные, которыми располагал, о настроениях людей разных профессий, и, не называя фамилий, процитировал два отрицательных отзыва о процессе — профессора математики и женщины-врача».

« Вопрос: Кто были этот профессор математики и женщина-врач?

Ответ: Я в данном случае привел разговор о процессе, состоявшийся в один из выходных дней на бегах с моим знакомым — профессором математики Львом Абрамовичем Тумерман и женщиной-врачом Ольгой Ильиничной Бродской.