Георгий Агабеков - ГПУ

На новой должности сотрудника для поручений при агентурном отделе мне приходилось выполнять функции «активного чекиста». И, таким образом, в качестве такового мне приходилось присутствовать при приведении приговоров в исполнение, то есть присутствовать при расстрелах. Правда, это было всего два раза, но эти экзекуции врезались в мою память неизгладимо…

Я помню одну ночь… Обычно, если коллегия приговаривает обвиняемого к расстрелу, дело его прекращается и сдается в архив. Приговоренного или приговоренных передают в распоряжение оперативной части ЧК, то есть комендатуры, которая, таким образом, и является фактически исполнителем приговоров ЧК или ГПУ. Обыкновенно приговоренных собирают в одну группу и в глухую ночь их вывозят в определенное место за город (в Тифлисе это место называется Ваке). Я опишу подробно, как это происходило в упомянутую ночь, чтобы читатель имел возможно ясное представление о том, как вообще это производится.

В самую глухую полночь в каменном коридоре подвальной тюрьмы, бряцая оружием и шумно разговаривая, появился комендант ЧК Шульман с нарядом красноармейцев. Они стали выводить из одной за другой камер обреченных. Жалкие, полуодетые несчастные автоматически исполняли распоряжение палачей. Точно нарочно взвинчивая себя, Шульман и его свора подчеркнуто грубо обращались с осужденными. Мне, присутствовавшему при этом, казалось, что целая вечность прошла, пока из камер были выведены все 118 человек, подлежавших расстрелу в эту ночь… Что же должны были чувствовать они… Всех их вывели во внутренний двор ЧК, где их ждали несколько грузовиков. Палачи привычно и быстро сдирали остатки одежды жертв, связывали им руки и вбрасывали в грузовики. В каждый грузовик садилось несколько вооруженных красноармейцев. Наполненные грузовики тронулись в путь. Жуткое впечатление производила эта посадка, происходящая в полном молчании обреченных…

Наконец вся процессия двинулась к месту казни. Прибыли. Осужденных заставили спрыгивать с грузовиков. Некоторые были не в силах. Их грубо стаскивали и вбрасывали в толпу других. Я присутствовал при всей этой сцене и заключении ее в качестве «ассистента» по назначению коллегии. Обыкновенно приговоры приводит в исполнение комендант или его помощник, который перед расстрелом либо выпивает большую порцию водки, либо нюхает кокаин и, уезжая для операции, теряет человеческий облик, — так было и на этот раз.

На месте казни, уже оцепленном войсками особого назначения, заранее были заготовлены огромные ямы. Приговоренных выстроили по группам шеренгами, окруженными чекистами. Шульман и его помощник Нагапетов с наганами в руках пошли вдоль шеренги, стреляя в лоб приговоренных, время от времени останавливаясь, чтобы набить патронами револьверы… Не все, конечно, покорно подставляли голову под выстрелы. Многие бились, пытались отступить, плакали, кричали, просили пощады… Иногда пуля коменданта только ранила их… Раненого сейчас же добивали другие чекисты и добровольцы из красноармейцев выстрелами и штыками винтовок, а тем временем убитых сбрасывали в яму…

Второй, и последний случай, когда я присутствовал при расстрелах, была казнь восьми человек политических арестованных. Экзекуцией руководил второй комендант ЧК Грузии Нагапетов.

Однажды меня вызывают по телефону, оказалось, что со мной говорит Нагапетов.

— Алло, это ты, товарищ Думбадзе? — спросил он и, получив мой ответ, сказал мне: — Сегодня ты состоишь в наряде на «ночную операцию»… Приготовься!

Как ни тяжело было мне смотреть на убийства людей, отказаться я не имел права, и в час ночи я был уже в комендатуре, ожидая выезда из здания ЧК грузовика с приговоренными.

Я сел рядом с шофером, рядом со мной сидел комендант Нагапетов, а на бортах грузовика устроились несколько человек красноармейцев. Мы выехали из ворот ЧК около двух часов ночи и через час уже были в Баке. Та же картина, те же вырытые заранее ямы, цепь красноармейцев, окружившая место расстрела.

Нагапетов выстроил всех восемь человек в один ряд, отошел на несколько шагов и для большей верности стал стрелять в них из винтовки. Ему понадобилось три раза заряжать винтовку, чтобы расстрелять этих восемь человек. И все убитые были сброшены красноармейцами в яму, которую при мне же забросали, сровняли с землей, и я расписался в протоколе расстрела…

Вся эта ужасная сцена человеческой бойни с окриками палачей, стонами и рыданиями осужденных продолжалась не менее трех часов. Я понял, почему исполнители наркотизировали себя кокаином и алкоголем. Нервы нормального человека не могли бы выдержать!

После расстрела комендант возвращается в ЧК и докладывает о «результатах операции» начальнику секретно-оперативного управления. Через некоторое время о произведенных расстрелах опубликовывают в прессе, однако надо заметить, что делается это в том случае, если на то имеются какие-либо политические причины. Обычно же ЧК не считает нужным публиковать о своем «правосудии». Так, за время моей службы в ЧК не менее чем о восьмидесяти процентах казненных по приговору ЧК до всеобщего сведения не было доведено.

Но надо заметить, что теперь расстрелы производятся немного иначе и, может быть, потому многие думают, что красный террор окончен.

Сейчас, правда, уже нет такого дикого произвола и сцен варварского избиения беззащитных людей. «Высшая мера наказания» применяется теперь не менее, чем раньше, и принципы физического уничтожения политического преступника в СССР приняли тот внешний облик «законности», о котором усиленно трубят большевики. Теперь расстрел производится взводом красноармейцев, и этому массовому убийству придается внешний вид законности благодаря присутствию представителя прокуратуры. Эта «эволюция» объясняется, конечно, не тем, что большевики стали культурнее. Гражданская война кончилась, людей нет… Шульманы частью посходили с ума, частью истреблены, а к тому же кто знает, не были бы они сами теперь опасны для власти…

На меня самого, на решение мое порвать с большевиками имели решающее влияние именно эти сцены. Я вспоминаю одну из них, которая была основным толчком моего отхода от большевиков, почему и посвящу ей несколько строк.

В 1924 году, в августе месяце, во время восстания грузинского народа против большевистской оккупации казни грузинских повстанцев производились массами… Тогда я не работал уже в ЧК, но как член коммунистической партии был мобилизован и нес гарнизонную службу, так как город Тифлис во время восстания был объявлен на военном положении и все члены партии обязаны были быть в прикрепленных комитетом партии воинских частях.