Кевин Морер - Ликвидатор. Откровения оператора боевого дрона

Выходило это у меня не очень хорошо. Армия постоянно жаловалась на недостаточность воздушного прикрытия и обвиняла в своих неудачах в области планирования операций разведывательное сообщество. Я из кожи вон лез, стараясь делать все возможное, чтобы соответствовать профессиональным критериям. А еще сильнее я старался прикусывать язык. Всем все равно не угодишь.

К середине мая мое раздражение достигло высшей точки. По прошествии четырех месяцев я устал выслушивать, как во всех ошибках обвиняют «Хищника» (особенно в ошибках армии). Во время одной из проводившихся дважды в неделю видеоконференций с командованием дислоцированных в Ираке и Афганистане частей офицер по руководству сбором разведданных рассказал нам о солдате, который отбился от своего подразделения и погиб в ливневом паводке. Офицер, армейский капитан, обвинил в инциденте «Хищника». Я заглянул в журнал учета выполнения задач. Перед «Хищником» не была поставлена задача по сопровождению этого подразделения.

Когда командир обрушился с обвинениями на БПЛА-сообщество, я уже не мог смолчать и включил микрофон.

— Погодите-ка.

Я порылся в ворохе бумаг на своем столе и взял журнал.

— Капитан, — начал я, — мне не нравится, что во всех своих неудачах вы обвиняете «Хищника». Я не могу понять, почему вы, гоняя «Хищников» в хвост и в гриву, отказываетесь следовать основным принципам их использования. Вы относитесь к ним как к танкам. Этот подход доказал свою несостоятельность еще в 1942 году и продолжает доказывать ее и сегодня. Вот почему вы проигрываете войну.

На экране офицер разведуправления ВВС в ЦЕНТКОМе засмеялся. Непонятно было, смеется ли он надо мной или вместе со мной. Офицеры армии и ВМС, находившиеся вместе с ним в конференц-зале, не разделяли его веселья. Тем не менее я продолжил напирать. Отступать было некуда. Оставалось идти до конца.

— Я признателен вам за то, что вы считаете «Хищника» бесценным. Но я не могу понять, почему вы отменяете операции, если вам не могут его предоставить. Когда я был солдатом, меня учили, что план нужно составлять с учетом наихудшего и наилучшего сценариев развития событий. Кроме того, при разработке планов мы исходили из имеющихся в наличии ресурсов. Мне же кажется, что ваши планы основываются только на поддержке со стороны «Хищника».

Что касается вашего солдата, то мне искренне жаль, что он погиб. Но я задаю вам вопрос: где было его командование? Где был командир группы? Он должен был постоянно следить за своими подчиненными в пешем дозоре. Где был командир его взвода? А командир роты? Нет, капитан, ваш парень погиб вовсе не потому, что «Хищника» отправили в поддержку другой части в 130 километрах от вас.

К счастью для капитана, время телеконференции вышло и видеосвязь прервалась. Ему так и не представилась возможность ответить мне, и я понятия не имел, как он воспринял мою критику. Я говорил жестко, но сообщество «Хищника» не заслуживало обвинений в свой адрес. Некоторое время я смотрел на экран, потихоньку остывая. В висках стучала кровь. Всего за несколько минут я выплеснул долго сдерживаемое раздражение, которое копилось внутри меня по мере того, как на публичных форумах армия вешала на нас всех собак.

Капитан олицетворял все, что было неправильным в использовании армией авиации на тактическом уровне. Я никак не мог взять в толк, почему они этого не понимают. Я покинул конференц-зал, чувствуя себя отмщенным. Конечно, высказавшись в такой резкой манере, я, образно говоря, совершил акт самоубийства. Наверняка генералитет не оставит мой выплеск эмоций без последствий.

Через пару дней я узнал, что моя командировка сокращена. В конце месяца я должен был отбыть домой. Никто из начальства не признавал, что причиной этому моя гневная тирада. Впрочем, в сущности, это и не имело значения.

Приказ о моем отзыве из Аль-Удейда вынудил меня искать новое место службы. В ВВС есть одно любопытное правило: если офицер очень долго служит в каком-либо гарнизоне, его переводят на новое место. До того как поехать в Катар, откуда мне пришлось возвратиться досрочно, в Лас-Вегасе я прослужил почти четыре с половиной года.

Годичную командировку в Аль-Удейд я выбивал еще и для того, чтобы обнулить свой счетчик службы на авиабазе Неллис. Мне хотелось остаться частью беспилотного сообщества. Приказ о моем отзыве из командировки фактически аннулировал ее в моем послужном списке, поэтому я обратился в Центр ВВС по делам персонала с запросом о наличии свободных мест. Я больше не мог выдерживать высокие перегрузки. Из-за застарелой травмы позвоночника я испытывал довольно сильные боли и порой даже не мог спать по ночам. Поэтому о высокоскоростных самолетах можно было забыть. После нескольких запросов я получил ответ, что назначить меня в эскадрилью боевых самолетов невозможно.

— Вы слишком долго не имели дела с самолетами такого типа.

Свободных вакансий на штабную службу тоже не было. В то время в боевых частях испытывали настолько острый дефицит кадров, что ВВС просто не отпустили бы меня заниматься кабинетной работой. То есть надо было идти на какую-нибудь летную должность.

— А на «T-1» место есть?

Я имел в виду учебно-тренировочный самолет «Hawker T-1A Jayhawk», созданный из бизнес-джета модели 400 компании «Beech».

Попытка получить это назначение была очень дерзким шагом с моей стороны — я никогда не летал на этом типе самолетов. Эскадрилья «T-1» принадлежала сообществу летчиков транспортной авиации и самолетов-заправщиков, и служба в ней давала немало преимуществ, однако меня она привлекала тем, что в случае перехода на «T-1» в моем летном удостоверении появилась бы отметка, что я имею право управлять тремя типами самолетов. Кроме того, я получил бы ценный налет часов. Если уж моей карьере суждено оборваться, рассуждал я, то полученные навыки помогут мне устроиться в гражданской авиации.

— У боевого авиационного командования есть одна вакансия, которую не всегда удается заполнить, — сказал он.

— Беру.

Меня перенаправили на авиабазу Рэндольф в Сан-Антонио в 99-ю учебно-тренировочную эскадрилью в качестве инструктора по обучению новых инструкторов пилотов «T-1». 99-я была одной из старейших эскадрилий «Пилотов из Таскиги» и единственная из них продолжала действовать. Это были знаменитые «Красные хвосты».

После четырех лет работы в станции наземного управления было очень приятно вернуться в кабину привычного самолета.

От своего первого полета я постарался взять столько, сколько мог. Авиационная база Рэндольф всегда занимала высшую строчку в списке мест, в которых мне хотелось служить. Здесь до сих пор сохранилось большинство ангаров, жилых домов и сооружений, построенных еще в 1930-е годы. С двух сторон базу окаймляли две внушительные взлетно-посадочные полосы. Когда в один из теплых осенних дней я поднялся в небо, узор дорог на базе показался мне похожим на леденец, зажатый в грязных детских пальцах.