Василий Козлов - Люди особого склада

— Знаю, знаю! — взволнованно заговорила она. — Правильно, Маруся, это просто здорово!

— А в Нижин у тебя есть дорожка?

— Есть, туда я хожу, — ответила Феня. — Адамка проберется в Кузьмичи и вызовет нашего человека. Мы с ним встретимся в условном месте и договоримся о дальнейшем… Правильно! Сегодня же, как только стемнеет, пойду в Нижин.

— Может, мне с тобой пойти? — несмело спросила Маруся. — В последние дни ты одна ходишь и ходишь… Боюсь я за тебя, Фенечка.

— Ты думаешь, я на «шрамоватого» нарвусь? — полушутя спросила Феня. — Не бойся, этот «бобик» подох уже.

Маруся удивленно подняла глаза. То, что был уничтожен еще один полицай, ее не удивило, но этот крепко ей запомнился, и женщина заинтересовалась.

— А я не слыхала, — сказала она.

— Вчера нам передали, что Адам подстрелил его как следует, три большие раны нанес, так он заживо гнить стал, лихо на него! Когда ковылял на своих ходулях, служил фашистам, так хорош был, а когда подбили бандита, словно бешеного пса, так эсэсовцы выбросили его вон. Люди, конечно, тоже не приняли выродка, он и подох без помощи.

— Я помогла бы тебе выполнить задание, — тихо, с задушевной теплотой сказала Маруся. — Когда я с тобой, тогда у меня легче на душе. А как услышу, что ты пошла одна, места не нахожу от тревоги, сердце неспокойно за тебя.

— Ничего, Манечка, — успокаивала ее Феня. — Я справлялась раньше, справлюсь и теперь. А тебе трудно будет, ты еще не поправилась как следует.

— Я быстрей поправлюсь, если буду ходить на задания, — уверяла Маруся. — Разве я ранена в бою или контужена?.. Ничего еще не сделала, а сижу… Адам не пускает, ты не пускаешь, а командиры, так те и слушать не хотят.

Так они беседовали около часа. Время терпит: Фене идти на задание вечером, и ей не хочется расставаться с сестрой. Редко выпадают такие милые сердцу минуты. Земля немного подмерзла, снег еще не лег. Погода тихая, а в густом сосняке и совсем тепло. До них доносится приглушенный расстоянием шум в лагере Долидовича; слышатся короткие приказы командира, голоса партизан, хлопоты хозяйственного взвода.

— А комиссар снова пошел на операцию, — сказала Маруся.

— Какой комиссар? — спросила Феня.

— Наш, Гуляев. Прошлой ночью только вернулся, а сейчас опять ушел. Вот неугомонный человек! Как подумаешь, кажется, жизнь не жалко отдать за такого. Ранили его на фронте, и он попал в окружение. Другой и обмяк бы там. А он выбрался и сразу в партизаны. Говорят, еще с открытыми ранами пришел. А теперь, где он только не побывал, в какой операции не участвовал! Сегодня и мой Адам пошел с ним.

— Он же был с Розовым, — заметила Феня.

— Был, а теперь больше с Гуляевым. Видно, понравился ему этот человек.

Маруся глубоко вздохнула, подняла на сестру задумчивый, жалостливый взгляд и спросила:

— А про твоего ничего не слышно?

Феня смутилась: такого вопроса она не ожидала.

— А что теперь можно услышать? — покраснев, спросила она. — Да не был он еще моим. Так только дружили.

— Если б не война, был бы!

— А может, и не был бы, — усмехнулась Феня.

— Вот какая ты! — мягко упрекнула Маруся. — Я ведь знаю, кто он для тебя, а ты все не признаешься, все как будто стыдишься…

— Я часто думаю про него, — грустно сказала Феня. — Особенно когда иду или еду куда одна… Хоть бы узнать: жив ли? А как? Свет велик, а я не знаю его воинской части… Пробовала у людей расспрашивать, письма в Москву писала, ничего не вышло. Одним теперь живу: надеюсь, что скоро у нас будет постоянная связь с Москвой, тогда письмо в Центральный штаб партизанского движения пошлю. А теперь, как слушаю сводку, так все чего-то жду. Все мне кажется, что назовут по радио знакомое имя!

— Знакомое! — снова добродушно упрекает сестру Маруся. — Не то это слово.

— Милое, — поправляется Феня, и глаза ее наполняются слезами.

Маруся молчит. Ей неудобно, что она тронула ту ранку, которая болит у сестры больше, чем другие. Хочется чем-нибудь помочь ей. Она берет Феню за руку и начинает выкладывать все, что у нее на душе. Лучшего сочувствия и не нужно человеку.

— А думаешь, мне легко, хоть мой Адам и при мне? — тихонько жалуется Маруся. — Каждый день он куда-нибудь идет, каждый день! Провожу его и думаю: «Не выживу, если не вернется, места на земле не найду…» А вернется — не верю, что он здесь, все мне кажется, что он где-то на задании, где-то под пулями да под минами… Если б уж не видела его, ничего не знала о нем, может, даже легче было бы…

Сердечно расстались сестры, и Феня пошла готовиться в дорогу. До Нижина она добралась сравнительно легко. Ей здесь известны все тропки и тайные обходы, которые знали только Феня и несколько человек из подпольной организации. Комсомольцы по очереди дежурили на этих тропах и ставили условные знаки. Если, например, у мостика притаилась полицейская засада, то в условленном месте ставилась маленькая вешка с ветками, если же дорога открыта, вешка ставилась без веток. И так на протяжении всей дороги. Небольшая, почти незаметная работа, но какую большую пользу приносила она! Выполняли ее главным образом нижинские мальчишки, бывшие школьники, такие, как Адамка. Дадут им задание, они и пошли. Везде пролезут, все сделают, а наткнутся на полицейских, найдут, что сказать, сумеют оправдаться, вывернуться.

Адамка помог Фене и в последнем задании. Он отнес записки в Кузьмичи и Постолы. Комсомольцы вышли на встречу с Феней, и в Кузьмичах вскоре была создана боевая подпольная группа, а в Постолах — две. Подпольщики доставляли в штаб сообщения о гарнизонах, добывали планы укреплений — одним словом, активно помогали подготовить разгром этих вражеских гнезд.

Комсомольская работа в Любанском и Старобинском районах была поставлена неплохо, а в других районах широкое комсомольское подполье только еще организовывалось. Нужно было передать какой-то опыт, помочь молодым организациям и установить связь между районными организациями комсомола. Вот на эту работу и послали Феню в Гресский и Слуцкий районы. Она пробыла там около двух недель, а вернулась, снова взялась за свою прежнюю работу. И, конечно, в первый же день потянуло ее в Нижин: туда, где близкие и дорогие сердцу люди, где был ее дом, ее школа и любимая река Оресса. Хотелось скорее увидеться со своими и узнать об арестованных девушках. Посоветовалась с Майстренко, получила задание и пошла.

Из загальских лесов вышла в сумерках, а когда «своими тропками» подошла к Нижину, совсем стемнело. Комсомольцы еще не знали, что Феня вернулась в район, и не ждали ее. Должно быть, они никого не ждали в этот вечер и никаких знаков на дороге не поставили. Кононова заметила это, постояла, подумала и пошла дальше. Она была уверена, что куда-куда, а в Нижин проберется, несмотря ни на какие препятствия. Сколько раз приходила, сколько раз отсюда уходила! Каждый кустик, каждое дерево, каждая ложбинка на дороге знакомы ей.