Жан Эрбе - Французы и русские в Крыму. Письма французского офицера к своей семье во время Восточной войны 1853–1855 гг.

Русские время от времени производят по ночам вылазки. С этой целью они собирают у подошвы своих укреплений от 300–400 человек, и под прикрытием мрака, продолжающегося от 9 часов вечера до 5 часов утра, без шума подвигаются вперед до тех пор, пока движение их не будет замечено часовыми, стоящими с 6 часов вечера в 50 или 60 метрах впереди наших работ. Эти часовые отступают с целью произвести тревогу. Ближайший рожок трубит сигнал тревоги (Garde а vous). Все люди прикрытия сбрасывают с себя одеяла, наброшенные в виде плаща, берут оружие и становятся в оборонительное положение… Резервный батальон из «Clocheton» также разбирает ружья и стоит готовый двинуться вперед беглым шагом, в случае если нападение примет тревожную форму…

Этот момент полон интереса. Еще не знают какой пункт подвергнется нападению и благодаря такой неизвестности, никакая часть не может быть перемещена. Необходимо ждать… но не долго!!.. Отчаянное ура… масса людей… ружейные выстрелы… бой в рукопашную в темноте…

Люди прикрытия, находящиеся сзади пункта нападения, для подания помощи бросаются прямо через бруствер, а не по подступам. Еще не успеют они прибыть на место, как раздается сигнал из крепости к отступлению, и русские затем оставляют траншеи, с такою же быстротой, как и заняли их, и возвращаются за свои укрепления. Дело тянется от 10–15 минут, но неприятель, зная, что наши резервы идут по прямому направлению, и когда уже местность очищена от его войск, шлет в нашу сторону массу пустотелых снарядов; это последний акт вылазки и каждый затем возвращается в то положение, которое занимал до нападения.

Такие атаки, до сего времени были не так губительны для нас, как для русских, которые всегда оставляли в наших траншеях более убитых и раненых, чем мы. Потери их увеличиваются при отступлении. В такие минуты наши разряженные ружья оказываются нам без пользы, но зато наша артиллерия преследует неприятеля и дождем сыплет на них гранаты и картечь!

Затем раненые наши, а также и русские переносятся на перевязочный пункт в «Clocheton», где получают первую помощь, а утром их распределяют по дивизионным лазаретам.

Эти нападения держат нас настороже. Скажу более, если б мы их от времени до времени не отражали, служба прикрытия в траншеях была бы невыносима. Надо, чтоб у людей поддерживался нравственный дух и чтоб они сознавали необходимость службы, которую от них требуют.

До сих пор мой полк, составляющий прикрытие правого фланга 3-ей параллели, и помещенный в самом ближайшем расстоянии от неприятеля, не имел случая отражать ночные нападения, но ему пришлось отправляться на помощь ротам, выдерживавшим нападение, и он много раз проходил открытое пространство отделяющее его от них и должен был выдержать ужасный артиллерийский огонь, всегда сопровождающий вылазку. При этом только один человек оказался раненым разорвавшейся гранатою, да я получил в плечо контузию осколком, почувствовав как бы удар кулаком.

Самое серьезное ночное дело до сегодня было истинным успехом для англичан и состояло в захвате ими сильной засады, находившейся впереди и немного влево от их работ. Эта засада, хотя и отделенная от наших крайних линий лощиной, названной «Английской» расстоянием не менее 400 метров, нас очень беспокоила. Финские стрелки обстреливали продольно наши траншеи и подступы, по которым нам необходимо было идти к нашей 3-ей параллели. Лорд Раглан, по требованию генерала Канробера приказал атаковать эти ложементы колонною в 150–200 штуцерных и после ожесточенного боя, англичане завладели местностью, потеряв 60–80 человек.

Мой подпоручик отправился в Камыш, который мы называем также Мошенническим городом (Friponville), но навряд ли ему удастся раздобыть там что-либо для улучшения нашего обеда, сегодня довольно постного… Это постоянно составляет для нас важный вопрос.

Под Севастополем 16/4 декабря 1854 г.

Император недавним декретом упразднил название легкой пехоты и с 1 января будут только пехотные полки.

Хорошо понимаю, что между полками линейными и полками легкой пехоты была лишь одна разница в форме обмундирования. Обе части войска набирались одинаково, имели одно и то же оружие, исполняли одинаковую роль и таким образом ничто не объясняло различных названий, но, судя по недовольству офицеров, унтер-офицеров и солдат, время для такого сравнения избрано неудачно. 20-й легкий полк составил себе репутацию в осадном отряде, его имя было известно начальникам и каждый солдат гордился, когда генерал, проходя по траншеями осведомляясь о названии полка, находящегося в прикрытии в опасном пункте, говорил: «А, здесь стоит 20-ый легкий, я спокоен, можно спать крепким сном». Теперь же, когда мы называемся 95-м пехотным полком, у нас не будет того мелкого, но приятного удовлетворения самолюбия, хотя обстоятельства не замедлят дать возможность завоевать нам славу; несмотря на это, я также недоволен, как и другие, потому что всегда как то тяжело менять свое знамя!

Другим декретом, впрочем не неприятным, назначается лишнее содержание в 400–500 франков отправляющимся в кампанию поручикам и подпоручикам и от 600–750 франков капитанам.

Эта прибавка будет уплачиваться нам с жалованьем с 1 января и полезна всем, а особенно тем, кто употребит ее на обеспечение себя против суровости зимы, для лучшей своей обстановки, в видах сохранения сил и здоровья, двух качеств без которых воин теряет всю свою цену.

Я также по принципу расходую наибольшую сумму на возможное доставление себе удобств, для того, чтоб во всякое время быть в состоянии исполнять свои обязанности. Одинаково действую и в командовании своей ротой, за что мне люди очень благодарны и исполняют всё беспрекословно, зная, что если я и требую от них многого, то иначе не могу поступать.

Новое внимание императора заключается в том, что он прислал каждому офицеру восточной армии, без сомнения в качестве новогоднего подарка, три бутылки коньяку и 15 бутылок вина, что можно назвать очень находчивым, тем более, что становилось весьма затруднительным доставать коньяк и вино даже в самом «Friponville».

Мы с нетерпением ожидаем, когда мороз сделает удобными дороги из нашего лагеря в Камыш, так как эти пути, проложенные по мокрой почве шириной более километра, имеют такие глубокие колеи, от проезда тысячи артиллерийского обоза и фур, что по ним двигаться невозможно, а потому хлеб и мясо нам доставляются редко! До сих последних дней скот, назначенный для убоя, вслед за его выгрузкой, пригонялся на бойню, находящуюся позади лагерей, но теперь он не может туда пройти. Вероятно волы и не сердятся на это, но нам то каково!..

Траншейные работы продолжаются с прежними затруднениями, так как часто встречается каменистая почва, поддающаяся только взрывам мин. Неприятель, предуведомленный громом взрыва, всегда направляет на эти пункты массу гранат и бомб, и мы теряем несколько человек.