Жан Эрбе - Французы и русские в Крыму. Письма французского офицера к своей семье во время Восточной войны 1853–1855 гг.

На этот раз мы отбились.

На правом берегу передвигались русские батальоны и видно было, что офицеры ездили один к другому, ожидая приказаний.

Составлялись две густые колонны. Очевидно было, что готовилась новая атака. И действительно, вскоре первая колонна двинулась и подошла на 300 метров к мосту. Она состояла из отборных русских войск 10-ти тысяч гвардейских гренадер, прикрытых с флангов стрелками, которые старались окружить со всех сторон защитников мостового укрепления.

Наши спокойно открыли огонь обеими шеренгами, хорошо прицеливаясь, между тем, как артиллерия поражала голову колонны.

Но ничто не могло остановить внушительного движения неприятеля.

Неистовые ура… и мостовое укрепление было разом охвачено со всех сторон.

Мы отступили к берегу канала, где в качестве подмоги находилась гренадерская рота 73-го пехотного полка. Огонь нашей пехоты и артиллерии концентрировался на мостовом укреплении. Казалось, неприятель начал колебаться…

Полковник Даннер воспользовался этим и закричал.

«Вперед! В штыки!»

И, следуя примеру, данному начальником, каждый бросился вперед…

Русские отступили… наши солдаты перешли мост и мостовое укрепление возвратилось к нам в руки в третий раз!

Было 9 часов.

Русские ретировались в совершенном порядке.

Стрелки их были выбиты из выгодных позиций в ложементах, где двадцать четыре человека из них были взяты в плен.

Видя, что атака на центр не удалась, генерал Липранди отступил, а сардинцы заняли его позиции на холмах Шулиу.

В 10 часов русские послали нам, в виде последнего приветствия, страшный залп из всех своих батарей и медленно отступили вглубь долины, под прикрытие батарей своей позиции, где и оставались до 4 часов, а затем ушли по дороге к Мекензиевой горе.

6 сентября/25 августа 1855 г.

После отступления русской армии кашевары, остававшиеся в лагерях, принесли людям бригады суп. Офицеры и солдаты стали обедать на той же местности, где была особенно ожесточенная борьба.

В это время генерал Ниель, проезжая верхом мимо группы офицеров 95 и 97 пехотных полков, обнаружил себя, сказав: «Господа, приветствую героев».

Несколько минут спустя, приехал генерал Пелисье, быстро объехал, не говоря ни слова, поле сражения и удалялся.

В 10 1/ 2часов одна бригада дивизии Дюлака сменила бригаду де Фальи и наши солдаты возвратились в лагерь, обремененные добычей: ранцами русских гренадер, кирками, патронташами, украшенными медью в виде гранаты, съестными припасами и проч. Всё это собрано было в мостовом укреплении, или около него.

Многочисленные рабочие команды были назначены после полудня 16/4 и днем 17/5 и 18/6 чисел для сбора раненых французов и русских и погребения мертвых!

В лазаретном покое, который я занимаю, находятся один близ другого, оба одинаково пораженные пулями в грудь навылет, капитаны, командиры двух батарей французской и русской: действовавших одна против другой. Они сделались хорошими приятелями, как будто сражались в одних рядах.

17/5 произведены защитные работы на Федюхиных горах, где устроены три батареи, а мостовое укрепление усилено двумя орудиями.

18/6 бригада де Фальи, уменьшившаяся до 500 штыков, была заменена на возвышенности левого фланга бригадой дивизии Гербильона и перенесла свою стоянку к зуавам, на возвышенность правого фланга.

Генерал Фашё, вероятно, как больной не являлся во главе своей дивизии во время этого смертоносного и славного дня 16/4 числа. Из дневного приказа генерала Боске, мы узнали о немедленном замещении его генералом Эспинас, которого мы все знали, а также и об отъезде Фашё во Францию.

Мы теряем генерала де Фальи. Должно быть есть какой то талисман у храбрейших. Он всегда спокойно и бесстрастно присутствовал в первых рядах и во всех делах со времени нашей высадки, но пули его обходили.

Мы очень опечалены его отъездом и жалеем, как о человеке, к которому питали слепое доверие, зная, что он гордится своей бригадой.

Генерал простился с офицерами в прочувствованных выражениях и не мог окончить своей речи, задыхаясь от слез… Император вызвал его для командования гвардейской бригадой. Вместо него назначен генерал Турнемик.

На следующий день по принятии командования, генерал Эспинас произвел смотр своей дивизии. Полковник Даннер, за исключением людей полицейского поста, вестовых, погонщиков мулов и кашеваров, мог ему представить лишь один батальон в 120 рядов в две шеренги.

По слухам, генерал Горчаков лично распоряжавшийся атакою 16/4 числа, рассчитывал на сражение в продолжении трех дней.

В первый день предполагал овладеть Федюхиными горами и всею низшею долиною реки Черной.

На второй — должен был занять всю верхнюю часть плоскости с Балаклавой включительно.

На третий все Севастопольские войска должны были одновременно выйти из разных пунктов, для занятия всей остальной местности.

Рассказывают также, что по приказанию генерала Горчакова русские колонны после взятия мостового укрепления второй раз, отступили; это объясняют тем, что генерал из своего наблюдательного пункта заметил наши густые резервные колонны, спускающиеся с плоскогорья и затем не видя появления этих войск на поле битвы, предположил, что они засели скрытно за Федюхиными горами с целью атаковать его армию в левый фланг прежде, чем она вся успеет перейти реку.

Эти догадки, мне кажется, подтверждаются словами смертельно раненого Реада, руководившего нападением на мост: «Пусть я умру, — сказал он, — но никто не уверит меня, что в долине Балаклавы нет 50 тысяч человек, готовых броситься на нас и что русская армия могла остановиться перед одной лишь линией стрелков».

Наши потери оказались значительными. Во французской армии выведено из строя 1400 человек. В том числе бригада де Фальи понесла урон в 550 человек т. е. около половины своей наличности. 1-я бригада, 19-й полк егерей и 2-й полк зуавов — 450 человек. Сардинцы потеряли 250 человек.

Что касается русской армии, она считает свою потерю более, чем в 8 тысяч человек, что весьма вероятно, так как мы зарыли убитых 3500 человек и подобрали в свои лазареты более 1500 раненых.

Полагаю, что это предпоследний кровавый акт наших действий в Крыму, последний же будет — взятие Севастополя.

Лазарет 2-й дивизии 2 сентября/21 августа 1855 года.

…Ваш сын исполнил свой долг, подобно тем доблестным воинам, посреди которых находился, но он не заслужил такой же, как они награды!..

Да! в эти трудные минуты, когда жизнь является игрушкой, простой солдат, исполняющий добросовестно свои обязанности, действительно заслуживает удивления!.. Он не имеет образования офицера, не по охоте избрал свою карьеру, оставил плачущую семью, повинуясь закону, и его не поддерживает надежда получения наград. Если его убьют, об этом никто не узнает, если же он будет ранен, то возвратится калекой в свою деревню, часто неспособный поддержать своего существования. У него только и есть, что собственное достоинство и любовь к Отечеству, поддерживающие в борьбе против самосохранения. Единственная награда, которую он более всего желает, услышать от своих товарищей по возвращении в палатку «вот славный малый» т. е. мужественный, сердечный человек, герой.