Жан Эрбе - Французы и русские в Крыму. Письма французского офицера к своей семье во время Восточной войны 1853–1855 гг.

Это весьма любезно, и я ему очень благодарен за такие теплые слова, сознавая, что мне трудно будет высказать жалобу. В армии, как во многих впрочем и других положениях, ценят текущую или будущую службу, и весьма редко оказанные заслуги.

Г-жа В… сошлась с моей матушкой в мыслях, прислав мне ленточку Почетного Легиона, освященную в церкви Божией Матери де-Фурвьер в Лионе, подобно моей матушке, освятившей присланную мне ленточку в церкви Сент-Реми в Реймсе.

Кинбурн 6 апреля (25 марта) 1856 г.

Прибывший 30/18 марта курьер, наконец, привез нам официальное извещение о перемирии, заключенном до 31/19 числа и о продолжении его до окончательного заключения мира.

Полковник был также уведомлен о рождении Императорского принца. Артиллерия по этому случаю произвела установленные 101 выстрел, а полковые офицеры подписали поздравительный адрес с выражением преданности Императору и его династии.

4-го апреля (23 марта) новый курьер привез нам официальное известие о заключении мира. Полковник сейчас же потребовал меня к себе и предложил отправиться на наши линии, с целью передать в руки полкового командира казаков Лубанинского, сданного мне пакета, в котором находилось извещение о заключении мира.

Позавтракав, я сел на лошадь в 10 1/ 2часов и отправился в сопровождении артиллерийского трубача и капрала, называвшегося Пуанто, говорившего хорошо по-русски. Капрал вез белый флаг, сделанный из моего платка, привязанного к древку.

Проехав 12 километров, я встретил пост из 4-х казаков, которые увидя меня, вскочили на лошадей и сомкнувшись отступили. Я продолжал путь, по временам останавливаясь для подания сигнала в трубу.

Подвинувшись еще на 3 километра вперед, я увидел эскадрон казаков в боевом порядке и, остановившись в 500 метрах от него, снова приказал трубить.

После трех сигналов, не видя никого из офицеров, выезжающих из эскадрона, я сошел с лошади и пошел вперед один, чтобы показать, что мои намерения не имели ничего враждебного.

Наконец, русский офицер верхом, в сопровождении двух всадников, приблизившись на 50 метров ко мне, слез с лошади и, оставив свиту позади, подошел ко мне. Я хотел позвать моего капрала переводчика, но он сказал: «Это не нужно, я говорю по-французски».

Тогда я просил его провести меня к полковнику князю Лубанинскому, с целью передать ему пакет. Полковник находился в 10–12 километрах дальше.

Офицер предложил мне послать к своему полковнику всадника во всю прыть, чтоб предуведомить его о моем прибытии, а меня пригласил отдохнуть в лачуге, которую занимал сам.

Подойдя к своим людям, русский офицер сообщил им, что я прислан с пакетом, извещающем о мире.

Тотчас казаки, осенив себя крестом, неистово закричали ура, и выйдя из фронта стали бросать в воздух пики, выражая этим свою радость! Затем они отправились навстречу моим людям и повели их в свой лагерь, предлагая всё то, что по их предположению должно быть им приятно… Это было какое-то неистовство.

Через 1 1/ 2часа я передал пакет полковнику Лубанинскому.

Получив самый добродушный прием и отзыв обо мне и Кинбурнском гарнизоне, после сердечных пожатий руки, я сел на лошадь и в 5 часов вечера докладывал уже полковнику об исполнении своего поручения.

В тот же вечер, все посты были сняты, и против нас теперь были только друзья!

Известие о мире, было принято с радостью всеми нашими старыми служаками, счастливыми мыслью о скором свидании со своими семьями, и утешавшимися возможностью побрататься со своими добрыми товарищами «les Moscoves» с которыми накануне еще ожесточенно бились.

Кинбурн 12/1 апреля 1856 г.

Теперь когда мы находимся в дружественной стране, полковник соизволил разрешить мне, также как в Джиакоби отправиться с 4-мя морскими офицерами на необитаемый небольшой остров, расположенный в 12 километрах от крепости и в 6 километрах от Очаковского берега.

Мы отплыли в 10 1/ 2часов в морской шлюпке с двенадцатью матросами и квартирмейстером и в полночь пристали к берегу.

Этот остров, длиною не более 1200 метров и шириною 7–8 тысяч метров, возвышается на 20–25 метров над уровнем моря и имеет очень крутые, скалистые берега, заросшие редким кустарником с малорослыми деревьями. Когда мы углубились во внутрь острова приблизительно на 600 метров, то подняли значительное число белых и серых чаек, испускавших пронзительные крики. Они направились к нам целой стаей, точно хотели воспротивиться нашей высадке. Скоро мы были окружены ими и наши матросы стали прогонять их ударами весел, а мы убили большое число их из ружей. Наконец после 20 минут боя, побежденные чайки поднялись стадом и исчезли из виду, а мы оставили остров с их жильем, состоящим из четырех параллельных линий гнезд, расположенных очень правильной фигурой. Две средние линии сближены, между тем как расстояние наружных линий около метра, представляет как бы главные улицы их лагеря. Жилье очень опрятно, но снаружи заполнено остатками всякого рода, особенно рыбьими костями и головами. Гнезда высотою около 40 сантиметров, цилиндрической формы и состоят из переплетенных обрывков камыша и сухих ветвей, с подстилкой из водорослей.

Как только наступит время кладки яиц, офицеры намерены прибыть сюда для сбора их. Они величиной в куриное яйцо и годны для яичницы экипажа судов.

Мы отправились на охоту. Матросы шли в одной линии наравне с нами, занимая всю ширину острова и заграждая его, так, чтоб ни одно животное не ускользнуло от нас.

Мы подняли 18 зайцев и выводок из 14 куропаток и спустя 3 часа на острове не оставалось ни одного зайца и ни одной куропатки!

Едва мы сели в лодку в 4 часа, как увидели чаек, в большом числе возвращающихся в свои места, но уже не предпринимавших на этот раз против нас никаких враждебных действий.

Мы насчитали 15–20 тысяч гнезд, готовых к высидке яиц.

В нескольких метрах от конца лагеря чаек, в низшей части его, мы видели также от 300 до 400 гнезд бакланов, птицы в роде большой черной утки, жирное мясо которой имеет отвратительный вкус.

Наша первая рыбная ловля состоялась вчера вечером от 8 до 11 часов. Поручик Каран подарил нам невод в 150 метров длины, с приделанным в середине его плотным мешком и веревками в 150 метров на каждом краю его. Конец одной из веревок закреплен на берегу. Лодка подвигается перпендикулярно на всю длину веревки, затем идет по течению параллельно берегу, а невод опускают в воду постепенно; затем лодка направляется к берегу с концом другой веревки. Через полчаса 50 или 60 человек тянут за веревку и невод проходя под водою выволакивается на берег. Мы три раза возобновляли такой способ ловли и вытащили 120 кило рыбы.

Кроме того каждый вытягивавший невод, за труды получал особо по рыбе.