Мариам Ибрагимова - Имам Шамиль

После обеда главнокомандующий выехал и расположился лагерем у подошвы Тли-меэр.

На следующий день он прибыл в Ругуджу. Ругуджинцы во главе с сельским старостой вышли навстречу, чтобы приветствовать большого начальника. Адъютант Барятинского пригоршнями рассыпал серебряные монеты по пути следования фельдмаршала. Босоногая ругуджинская детвора, да и взрослые, как стайки птиц на зерно, кидались собирать монеты.

От Ругуджи до Гуниб-Дага рукой подать. Барятинский направился к лагерю, расположенному под Гунибом. В честь прибытия главнокомандующего по приказу Врангеля был дан салют. Гарнизон Шамиля насторожился, обратив взоры в сторону врага.

На следующий день на Гудул-майдане [62] Гудул-Майдан — Молодежная площадь. состоялся парад войск. Выстроились полки — самурский, апшеронский, дагестанский, северский и другие. Главнокомандующий приветствовал чудо-богатырей за верную службу царю. Многоголосое солдатское «ура» грозным гулом разнеслось по горам и долинам. Подхваченное эхом, оно потонуло в глубине неба. Затем грянул салют, и темной вспугнутой стаей пернатых полетели в воздух солдатские фуражки. В ответ с вершины Гуниба раздался пушечный залп, но ядра не долетели до Гудул-майдана.

Полки лихорадочно готовились к штурму. Но главнокомандующий не спешил. Он возобновил переговоры. Барон Врангель доложил главнокомандующему о своих безуспешных попытках, добавив, что имам требует для переговоров Даниель-бека элисуйского.

— Ну что ж, пошлите его с прочими, в нем теперь можно не сомневаться. Он слишком расчетлив и благоразумен, чтоб не разобраться в обстановке.

Когда Даниель-бек, причисленный к дагестанскому конному полку, предстал перед Барятинским, князь сказал ему:

— Вам оказывается высокое доверие. Постарайтесь убедить имама Шамиля в бесполезности дальнейшего сопротивления, которое приведет к напрасному кровопролитию. Придаю вам полковника Лазарева.

Шамилю доложили о прибытии парламентеров от имени царского сардара во главе с Даниель-беком. Имам поморщился, словно от боли:

— Я не хочу ни видеть, ни слышать подлого изменника, предателя. Не могу выйти к нему, ибо боюсь, что не совладаю с собой, обнажу кинжал и брошусь на него. Пойди лучше ты, сын мой, — Шамиль глянул на Гази-Магомеда.

Даниель-бек, красный от волнения, переминаясь с ноги на ногу, с нетерпением ждал появления представителя Шамиля. Ему было стыдно за себя, больно за дочь, которая была вместе с семьей имама там, на вершине Гуниба. Он знал, что с тех пор, как изменил Шамилю, отношение к Каримат у всех изменится. Он переживал за нее день и ночь, укорял себя за то, что не увез ее от мужа, когда была возможность. «Что теперь станет с ней? Если этот старый безумец не согласится на капитуляцию, она погибнет со всеми остальными», — думал он. При этом сердце любящего отца сжималось животной тоской. Он побледнел, когда перед ним появился зять. Смутился и молодой наиб Караты. Гази-Маго-мед, стараясь не встретиться взглядом с ненавистным тестем, косил в сторону глаза, полные презрения, а Даниель-бек смотрел в землю.

— Я пришел от имени главнокомандующего. Проси отца, пусть сдается, поймите безвыходность своего положения, иначе гибель неминуема. Он считается с твоим мнением, убеди его… — Голос Даниель-бека звучал тихо, робко.

Гази-Магомед, надменно глянув на Даниель-бека, ответил:

— Тот, кто искал мира с гяурами, сдался. У нас с ними и подобными тебе — пути разные. Отец просит только одного у царского сардара. Пусть нам откроют дорогу. Мы оставим эту гору, этот вилайет со всем тем, что у нас отнято. Мы унесем только свою совесть, честь незапятнанными. Отец мой стар. Последнее его желание — найти покой в молитвах в стране пророка.

— Я доложу фельдмаршалу, — сказал Даниель-бек.

На следующий день он вновь явился вместе с полковником Лазаревым. Теперь на переговоры к нему вышел Юнус.

— Фельдмаршал Барятинский требует безоговорочно сложить оружие. В таком случае имаму и всем находящимся у вас будет даровано полное прощение и дозволение ему с семейством ехать в Мекку за счет царского правительства с получением от него полного содержания.

Когда Юнус сообщил об этом Шамилю, тот ответил:

— Скажи им, что я подумаю и через день пошлю письменный ответ.

К означенному времени Шамиль отправил главнокомандующему письмо следующего содержания: «Мы не хотим мира, ибо не можем примириться с вами из-за давней кровной вражды, больших обид и унижений, причиненных вами ни за что. Мы просим одного — свободного пропуска в страну, близкую нам по вере и духу. Если дадите согласие, то хорошо, если нет — нам остается уповать на аллаха, который выше и сильнее всех. На этом основании лезвия заострены, рога склонены».

— Прекратить переговоры, приступить к блокаде! — приказал Барятинский. И добавил: — Десять тысяч тому, кто возьмет имама живым.

Еще до прибытия к Гунибу главнокомандующего барон Врангель провел тщательную рекогносцировку местности. Осмотр, проведенный генералом Кесслером, показал, что все фасы стольной горы представляют собой одни скалистые обрывы, в особенности южный, на котором, в сущности, никакого подъема не было, а возвышались одна над другой, как террасы, три скалы, пересеченные поперечной трещиной.

Восточный фас был более доступным по естественным условиям, но оказался сильно поврежденным взрывами и зорко охраняемым мюридами.

Несмотря на это, Кесслер решил предпринять действия именно с этого фаса. Для отвлечения внимания осажденных от восточного фаса Врангель приказал переправить часть войск через Кара-Койсу и расположить их вдоль левого берега реки, под защитой скалистых обрывов. Этот отряд должен был как можно ближе подойти к завалам противника и демонстрацией движения убедить имама в том, что штурм последует с этой стороны, хотя общее наступление намечалось с трех сторон.

С утра солдаты приступили к изготовлению туров, фашин. Подразделениям штурмовиков были розданы деревянные и веревочные лестницы и все остальное, необходимое для работ. В сумерках стрелки ширванского полка, несмотря на сильный огонь противника, стали подходить с южной стороны к завалам Шамиля. На расстоянии ружейного выстрела они залегли за валунами и осколками скал. Маневр удался.

Внимание Шамиля было обращено на южный фас. На остальных участках были оставлены малочисленные караулы. Штурм начался в полночь. Августовская ночь была тиха и прохладна. Шамиль, спокойно расхаживая среди своих воинов, говорил:

— Крепитесь, не падайте духом. Это фальшивая вылазка. С этой стороны они не достанут нас. Если догадаются зайти с тыла, отойдя за двенадцать верст, тогда будет хуже, придется подняться на верхнее плато. Жаль, что три орудия из четырех вышли из строя, но бог не без милости.