Мариам Ибрагимова - Имам Шамиль

Наиб отошел, прикрыв дверцу. Он не мог прийти в себя. Никогда в жизни ничего подобного не приходилось ему не только видеть, но даже представить в воображении. От настроения, подавленного неудачей экспедиции, не осталось и следа. Он нашел своего оружейника, бывшего польского офицера, владевшего аварским языком и хорошо знавшего русский.

— Слушай, Казимир, — обратился к нему наиб, — в том домике на колесах, — Ахвердиль-Магома указал на карету, — сидят две гурии, как райские птички в клетке. Пойдем поговорим с ними, может быть, это дочери самого царя страны урусов.

Казимир последовал за Ахвердиль-Магомой и, открыв дверцу, сразу понял, что одна из женщин — чья-то невеста.

— Здравствуйте, сударыни!

Услышав русскую речь от человека, одетого в горскую одежду, женщины встрепенулись. Старшая пришла в себя первой, она гордо откинула голову, сжала губы, надменно глядя на неизвестного.

Невеста растерянно ответила:

— Здравствуйте, господин абрек!

— Скажите, кто вы и куда следовали? — спросил Казимир.

Старшая продолжала молчать, пленница в белом доверчиво ответила:

— Я дочь моздокского купца первой гильдии Улуханова. Это моя бонна — англичанка.

— Разве вы не русская? — спросил Казимир.

— Нет, армянка.

— Куда ехали в подвенечном платье?

— К жениху в Ставрополь.

— Жених из купцов или дворян?

— Он генерал.

— Как фамилия его?

— Пулло.

— Что она говорит? Случайно это не дочь того Пулло, который сражался с нами и вел переговоры с имамом под Ахульго? — спросил взволнованно Ахвердиль-Магома.

— Нет, — ответил Казимир, — это его невеста, вместе с оказией мы захватили свадебный поезд.

— Тем лучше! — воскликнул обрадованный наиб Шамиля, торжествуя, что хоть пленением невесты будет отомщен коварный генерал, который вместе с другими в знак перемирия забрал у имама старшего сына в аманаты и, не сдержав обещания, вновь напал со своими сподвижниками на Ахульго, превратив его в руины и истребив защитников.

— Господин абрек, что вы собираетесь с нами делать? — с тревогой спросила девушка.

— Не беспокойтесь, госпожа, ничего плохого.

— Как ее зовут? — спросил наиб оружейника.

— Сейчас узнаю. Как вас зовут, сударыня?

— Меня — Анна Гукасовна, англичанку — Эддит, — ответила девушка и добавила: — Умоляю, господин абрек, отпустите меня, мой отец вознаградит вас за это.

Казимир перевел наибу слова пленницы. Ахвердиль-Магома ответил:

— Если за нее мне дадут всю Россию, и тогда не соглашусь, хотя бы из-за того, чтобы эта юная красавица не досталась старому гяуру, нашему кровному врагу. Я доставлю их в Дарго, пусть там Шамиль решает, как поступить.

— Извините, госпожа, сие от меня не зависит. Мой начальник обязан доставить вас к имаму Шамилю, с ним договоритесь. Наш наиб говорит, что вы достойны лучшей партии, чем генерал Пулло.

Девушка заплакала. Тут англичанка не выдержала:

— Невежды! Дикари! Как вы смеете? Вы, наверное, считаете более достойным, чтобы она стала супругой главаря шайки злодея Шамиля? Ах, боже мой!

— Не плачьте, сударыни, наш имам женат. Коран запрещает брать в жены иноверок. Ни одну из вас он не возьмет, если бы даже вы захотели этого. И вовсе он не разбойник, а благородный человек, к тому же гораздо моложе и красивее вашего Пулло. Он, наверное, освободит вас за хороший выкуп, так что не портите свою красоту переживаниями. Адью! — вежливо сказал Казимир, кланяясь англичанке.

Когда абреки отошли, Эддит сказала Анне:

— Этот, что говорил по-русски, наверное, перебежчик, и не из простых солдат… Видела, манеры, сопровождающие речь, вполне светского человека?

Узнав, что Шамиль от Назрани повернул обратно, Ахвердиль-Магома, не заезжая домой, направился в Дарго. Он доложил имаму о постигших его неудачах, а в заключение сказал:

— Клянусь аллахом, несмотря на все, лучшего набега я бы не желал.

— Что же хорошего, если в захваченном обозе не оказалось ни одного приличного коня, ни денег в почте, ни оружия? — удивился Шамиль.

— Зато в нем оказалась райская гурия со служанкой, за которую ты сможешь взять большой выкуп.

— Кто она? — спросил имам.

— Дочь самого богатого моздокского купца-армянина.

— Значит, соотечественница твоих предков, — улыбнувшись сказал имам, намекая наибу на его армянское происхождение.

— Кто бы она ни была, но это настоящий клад. Больше того, ты знаешь, чья она невеста?

— Скажи, тогда узнаю.

— Пулло, того парламентера-генерала, которого посылал к тебе на переговоры главнокомандующий Граббе под Ахульго.

Шамиль изменился в лице. Напоминание об ахульгинском побоище вызывало в нем гнетущее чувство. Он долго сидел молча, задумавшись, затем, подняв голову, сказал:

— Хвала всевышнему! Рано или поздно он посылает возмездие злодеям.

— Не печалься, имам, горе и радость следуют чередой… Разреши ввести пленницу, хочу восторгом вытеснить грусть из твоей души, — сказал наиб.

— Введи, — ответил имам.

Шамиль буквально застыл от изумления. Он видел красивых горянок на свадьбах, любовался их пестрыми нарядами, грубыми украшениями, но ни одна из них не могла сравниться с этой… Она казалась заоблачной, осыпанной и свежей утренней росой, и сияющей снежной пыльцой, упавшей из райских чертогов.

Сердце имама, которое не содрогалось в жестоких сражениях даже тогда, когда близилась к нему тень Азраила, вдруг затрепетало, и странное волнение охватило его от чистоты, белизны, блеска неземной красавицы.

Он долго осматривал ее.

Она, покорная, с грустным лицом, опустив глаза, стояла перед ним.

Наконец, уловив на себе испытующий, лукавый взгляд Ахвердиль-Магомы, Шамиль встал и молча направился к выходу. Он вошел в свою библиотеку, стал ходить по комнате, заложив руки за спину. Через некоторое время, оставив пленницу в гостиной, туда вошел наиб. Он спросил:

— Имам, куда прикажешь их поместить?

— На женскую половину, в ту комнату, где живет тетушка Меседу.

Ахвердиль-Магома не стал задерживаться.

Имам остался недоволен самим собой. «Как это могло случиться, — думал он, — что я — мужчина, дважды женатый, познавший близость и женские ласки, вдруг оробел, потерял чувство самообладания перед какой-то неверной? И зачем мне нужно было смотреть на нее так долго? Не зря пророк предписал закрывать лица женщинам, чтоб оградить сильный пол от соблазнов».

Он взял с полки том по богословию, раскрыл, стал читать, но еще больше расстроился, когда меж темных строк замелькала пленница. Отложив Коран, Шамиль опустился на колени, стал читать молитвы, а перед глазами вновь застыла она, в печали склонив голову, как большая белая птица.

Шамиль поднялся, вышел из дому. Никакие дела не могли отвлечь его от мыслей о девушке…