Аманда Лир - Дали глазама Аманды

Я приехала в Париж в конце сентября и остановилась в «Плаза Афин». Фабрис показал мне все закоулки дискотеки. Работа над ложами была только что завершена, и даже краска еще не высохла. Все были в возбуждении, это был первый спектакль, подготовленный Фабрисом: сцена была едва готова, осветители и лазеры совсем новые. Ожидалось три тысячи человек, а пришло пять тысяч. Это была запоминающаяся толкучка. Охране не удавалось сдерживать возбужденную публику. Я пыталась выглядеть спокойной и сохранять пресыщенный вид за рулем «лимузина», на котором ездила из отеля в «Палас», в компании Рожера Пейрефитта, журналиста из «Paris-Match», интервьюировавшего меня. Моя команда в страхе ожидала предстоящего выступления и Фабрис Эмаер, мой импрессарио, — тоже. Да и мне было не по себе. Я вышла на сцену в полночь с плетью укротительницы в руке и вызвала исступленный восторг публики. Я не могла прийти в себя до тех пор, пока не заметила в толпе, подобравшейся к самой сцене, лицо моей старой подруги Катрин Арле. Она была здесь, она, открывшая меня, предоставлявшая мне приют, она, благодаря которой я зимой 1965 года стала моделью Пако Рабанна!

Это послужило для меня лучшим утешением и влило в меня силы. Лина Рено, Мария Феликс и Рожер Пейрефитт пришли ко мне в ложу с поздравлениями. Их привел Фабрис Эмер. Фабрис сказал:

— Моя дорогая, ты выиграла! Сегодня вечером ты стала королевой Парижа, ты можешь с ним делать все, что захочешь.

Потом состоялся ужин в мою честь в «Клубе Семи», где была рада встретить своих друзей Маноло Бланика и Стюарта, специально приехавших из Лондона на мой спектакль. Рожер Пейрефитт написал хвалебную статью в «Paris-Match», не забыв упомянуть о колкости, брошенной Линой Рено в мой адрес. Была я звездой или нет, но мне удалось затмить своими нарядами из черной кожи и трико тигрицы всех этих певиц в платьях, расшитых блестками, которые годами представляли французскую песню. Они бросились в диско по моим стопам, оделись в более современные наряды, стали делать себе вызывающие прически. Но я была первой и даже сейчас мне говорят о моем концерте в «Палас», как о событии. В конце моего турне по Европе я дала прощальный обед всей своей команде, подарила каждому по маленькому золотому сувениру с резьбой. Танцоры, впрочем, не были забыты, все они были слегка влюблены в меня — и я спасалась от одиночества в их компании.

Я уехала в Токио, где приняла участие в телешоу, на котором мне вручили золотой диск.

Я путешествовала вместе с Дженни, моей секретаршей, и мы сделали посадку в Москве. Япония была для меня откровением. Я была очарована этим незнакомым миром, да и японцы, казалось, были довольны моим приездом. Во время моего пребывания в Японии я была приглашена красавицей Дэви Сукарно на вечеринку, где встретила французских актрис Клодин Ожер и Милен Демонжо. Я посетила город, меня сфотографировали в кимоно, с чайной пиалой в руках. Фотограф, присланный Дени сан Таранто, пресс-атташе, которого Дали назвал, не знаю по какой причине, «Маленьким Эротиком», сопровождал меня повсюду. Мы даже пострадали от землетрясения, которое выбросило нас из кровати, меня… и моего друга японца. Я вернулась в Лондон, гордая тем, что мне удалось получить золотой диск даже в Японии.

В ноябре я на несколько дней сняла номер в отеле «Мерис». Дали, так радостно воспринявший известие о том, что я живу на улице Кастильоне, рядом с «Мерисом», теперь, казалось, был задет тем, что мой номер находился этажом выше его номера.

— Мне нужно к этому привыкнуть, — сказал он. — Вы знаете, что я ненавижу перемены. Мне нужно время, чтобы смириться с ними. Все так ново. Я несколько боюсь, что вы так близко…

У него, однако, были и другие заботы. Он в конце концов привык к этой новой ситуации и каждый вечер провожал меня до дверей. Иногда он подбрасывал мне под дверь ласковую записку, вырезку из журнала или приглашение и убегал. Я сказала Гале, что по горло сыта той жизнью, которую вела в последнее время. Она погадала мне на картах и предсказала большие изменения, нового мужчину в моей жизни, много поездок. Она, казалось, гораздо лучше, чем Дали, понимала мою усталость и жажду стабильности. Он был удивлен:

— У вас теперь есть все, что вы хотели, я думаю. Вы заработали денежек, вы знамениты, у вас нет недостатка в верных рыцарях, я не понимаю, в чем ваша проблема.

Я и сама не знала, как ему это объяснить.

Его салон был уже не таким блестящим, как раньше. Модели, присланные агентствами, были уязвлены тем, что с ними обращаются, как с вещами и что Гала осыпает их колкостями, отказывались приходить к Дали. Дю Барри стоило огромных усилий убедить несколько молодых девушек прийти в «Мерис». Правда, верные куртизаны были на месте, но не хватало достойных гостей. Карлос, уцелевший в Индии, появился в костюме и галстуке, к великому разочарованию Дали, желавшему видеть своими придворными странных и необыкновенных людей.

Любезный Одуан де Барбо, которого Дали называл «Милен Демонжо», погиб при трагических обстоятельствах. Я сожалела об этом. Дали захотел познакомиться с Мари-Франс, травести из Альказара, и попросить ее раздеться, а потом, может быть, и позировать. Когда же это случилось, он был разочарован тем, что в ней «не хватает тайны». Теперь он считал весь мир «невозможным».

Однажды вечером я попросила его включить телевизор, чтобы посмотреть передачу, в которой я пела с Мишелем Сарду. Дали повернулся спиной и сказал, увидев, что передачу смотрят все присутствующие в салоне гости:

— Я буду смотреть на вас, в то время, как вы смотрите на Аманду, это гораздо интереснее!

Заметив мою обиду, он оправдался тем, что в жизни я гораздо красивее, чем по телевизору.

Как только Дали улетел в Нью-Йорк, я уехала на остров Морис, чтобы провести две недели отпуска на южном солнце. Таранто воспользовался этим и снял меня обнаженной для итальянского «Pleyboy» и для многих других журналов. Эти фотографии еще больше усилили мой секс-образ.

Когда я снималась в Риме, киношники имели наглость включить в фильм эротические сцены и дублировать мой голос, не спросив моего согласия. Таким образом музыкальная комедия стала порнографическим фильмом, где я произносила пикантные реплики чужим голосом, да еще и по-немецки! Я должна была возбудить процесс. Не говоря уже о налогах, которые я заплатила… Мой энтузиазм угасал, и мои амбиции вместе с ним. Я чувствовала себя одиноко и больше не находила в Дали утешения и поддержки. Я была переутомлена, на грани нервного срыва.

Гала хорошо гадала на картах. Я встретила молодого человека, чувствительного и хорошо воспитанного, соблазнившего меня своей любезностью. Ален-Филипп был любимым ребенком парижских ночей, но с одного раза потерял все, что ему удалось приобрести и чему завидовал весь парижский свет. Он от этого очень страдал. Меня привлекал не его титул маркиза, не его связи, я обрела в нем ту нежность и поддержку, которой мне не хватало с начала моих успехов.