Макарий Огибенин - День в раскольническом скиту

– Будет молоть-то, Алексей, – грубо перебил его Терентий, – только понапрасну язык чешешь и Михайла Максимыча в соблазн вводишь! Право!

На Алексея эти слова подействовали отрезвляюще, и он сразу умолк, вполне сознавая, что слишком далеко зашёл, разговаривая с мирским человеком, да к тому же и с никоньянином. Остальное время мы ехали молча. Не доезжая с версту до нашей кочёвки, мы увидели трёх всадников, ехавших нам навстречу.

– Это… никак опять урядник едет с кем-то! – с тревогой в голосе сказал Алексей.

– Он, должно быть, частенько посещает вашу обитель?

– Нет, он ездит-то хоть редко, да метко, – загадочно промолвил Алексей. – Без оказии не уедет; от него каждому достанется, а что ты с ним поделаешь? Потому власть…

Недаром же скитники его не любили, думал я. Такой почтенный старец, как отец Паисий, вероятно, вследствие сильнейшей к нему ненависти, обозвал его вертлявым, непутным и слугою антихристовым.

Поравнявшись с нами, урядник остановил свою лошадь.

– Здравствуйте! – сказал он, приподнимая фуражку.

– Здравствуйте! – отвечал я.

В это время Алексей, сняв шапку, подобострастно поклонился уряднику.

– В богоспасаемую обитель изволили съездить? Очень хорошо! – говорил он. – Насмотрелись на новые типы душевнобольных? Да! Это очень поучительно! А познакомились вы с отцом Досифеем, этим оригинальным профессором своеобразных старообрядческих наук? Этот человек, знаете ли, и между староверами редкий экземпляр! Он и по-русски-то говорит очень редко, а всё больше по-церковнославянски «всмятку с русским».

Он не скажет: «садитесь на стул», а «сяди на седалище». Чудак! Правда, их там много таких чудаков…всех не перечтёшь. В особенности интересно и очень поучительно для такого молодого человека, как вы, побывать у «преподобных матушек», в этом вертограде чистоты и невинности, – смеялся он и при этом не без лукавства подмигнул Алексею.

– Мне не пришлось, – ответил я.

– Очень, очень жаль. Да, ты что это, Алексей, Божий человек, такой невесёлый да неразговорчивый сегодня? – насмешливо спросил его урядник. – Мне кажется, это не в твоём характере. Уж не случилось ли чего недоброго? А эта…как бишь её…из Оренбурга-то, здравствует? – назойливо допрашивал его неугомонный урядник.

– Какая из Оренбурга? – как бы нехотя спросил Алексей.

– Да помнишь, когда мы с тобой вместе были у стариц, она ещё тогда «стихи» пела вместе с прочими девицами, краше всех она была, сколько их там есть.

– Она из Златоуста, – сказал Алексей, догадавшись, о ком спрашивал урядник и потупил глаза в землю.

– Виноват! Я сам перепутал. Так, значит, всё обстоит благополучно?

– Да что им сделается! Живут, молятся и больше ничего, – сухо сказал Алексей, видимо, не желая продолжать щекотливого для него разговора.

– Ну, слава Богу, – промолвил урядник, едва сдерживая смех, знавший, вероятно, от того же Алексея всю подноготную скитской внутренней жизни.

– А вы куда же это поехали, да ещё и с сотскими? – перебил я неприятный для всех нас, кроме урядника и его свиты, разговор.

– Да просто что-то соскучился и поехал посетить матушек, так как летний путь скоро испортится, а поэтому я заблаговременно и собрался к ним съездить, – схитрил урядник, не желая посвящать нас в свои тайны. – Бывали и такие случаи, – вновь начал он. – Прошлого года становой пристав командировал меня с целью произвести в здешнем женском скиту обыск. В одной деревне недалеко отсюда, знаете ли, жена от мужа «стрекача задала». Муж её, когда они жили вместе, хотя и поколачивал её по праву сильного, но после её исчезновения пришёл в отчаяние. Дом, хозяйство и всё прочее без жены пошло в разорение, а потому он, во что бы то ни стало, непременно желал отыскать беглянку. Отец же Паисий и матушка Манефа, в большинстве случаев, очень охотно принимают таких женщин, которым нет счастья в узах Гименея. Женщины, убежавшие от мужей, проживают под строжайшей тайной в обители матушки Манефы и, как всегда бывает, переходят в раскол, а впоследствии нередко принимают и монашество. Мне удалось-таки отыскать её в одной из келий, она сидела в углу за занавеской и вязала чулок. Увидев меня, она струсила так, что у ней и работа выпала из рук.

– Где у тебя паспорт? – строго спросил я её.

Почерпнувшая уже раскольнической цивилизации и наученная старицами заранее, она смиренно отвечала:

– Не имамы пребывающаго града, но грядущаго взыскуем, а «пачпорт» мой хранится в вышнем «Ерусалиме» в небесной «канцералии», в Сионском «фартале».

Я невольно расхохотался над бабой, как её в какие-нибудь два-три месяца матушки успели выдрессировать, что она узнала квартал и канцелярию в вышнем Иерусалиме, где хранится её паспорт. За её излишнюю болтовню я погрозил ей кутузкой, и она после такого аргумента беспрекословно последовала за мной.

Когда я привёз её к приставу, муж её уже дожидался нас, и когда он увидел свою жену в странном монашеском наряде, то от удивления не мог вымолвить ни слова, только хлопал глазами, смотря на жену. Наконец он промолвил:

– Акулина! Неужто ж это ты? – и подвинулся к ней, но она, строго взглянув на него, сказала:

– Не прикасайся ко мне своими погаными лапищами! Я теперь чистая!

– Я те вычищу, когда приедем домой! – дико сверкнув глазами, вскричал муж. – Я те выбью всю «кержатскую пыль»! Вишь, «братец» ты мой, нашлась какая пустынница – бесстыдница! Погоди, родная! – скрежетал зубами расходившийся мужик.

– Мало ли чего раньше не бывало… – перебивая урядника, сказал Алексей.

– Погоди, не мешай! – строго остановил его урядник и, оборотясь ко мне, сказал:

– Поверьте мне, никак нельзя доверять этим «отчинькам» и «матушкам», у них уж такая мания покровительствовать униженным и оскорблённым, жаль только, что эта благотворительность и всеобщая любовь, проявляемая ими в большинстве случаев не без задней мысли, то есть корыстолюбия, хотя бы и в очень дальней перспективе. Честное слово! – серьезно промолвил урядник. – А ты вот что, человек Божий в волчьей коже, – обратился он к Алексею, – как проводишь до стада Михаила Максимовича, сию же минуту являйся сюда. Мы тебя здесь подождём. Тебе нельзя доверить, ты стороной успеешь нас обогнать и заранее своим матушкам отрапортуешь о нашествии иноплеменников, то есть меня с сотскими, а потому ты должен ехать вместе с нами, чтобы приехать к ним внезапно, или, как говорит ваш отец Досифей, «аки тать в нощи». Понял?

– Как не понять, понял, – отвечал Алексей, почёсывая в затылке.

Распростившись со словоохотливым и шустрым урядником, мы поехали к стаду, а урядник с сотскими начали слезать с лошадей, чтобы дождаться тут же, на месте нашей встречи, Алексея.