Арманд Хаммер - Мой век - двадцатый

Помимо всего прочего, он давал нам право прицеплять к любому пассажирскому поезду товарные вагоны с продовольствием и снаряжением для рабочих асбестовых рудников. В дни, когда на транспорте еще царила полная разруха, это давало нам огромные преимущества.

Наш контракт — первая предоставленная американцам концессия — был подписан в Наркоминделе 28 октября 1921 года со всеми церемониями, обычными при подписании мирного договора. От имени советского правительства под документом, украшенным огромной красной печатью величиной никак не меньше блюдца, поставил свою подпись заместитель наркома иностранных дел Литвинов. Его также подписал Богданов, бывший тогда Председателем Совнаркома, впоследствии он работал Председателем Амторга, организации, с 1925 года представлявшей в Соединенных Штатах Наркомат внешней торговли Советского Союза.

Теперь, когда концессия была подписана, надо было найти подходящее помещение для работы. В то время в Москве было множество пустующих учреждений. Вооруженные концессионным соглашением, мы с Мишелем пошли в Мосгоржилотдел, который выразил готовность помочь и тут же отправил нас осмотреть несколько домов в сопровождении одного из своих сотрудников. Тот сразу же привел нас к величественному четырехэтажному зданию с мраморной облицовкой в центре Москвы, в котором раньше располагался солидный банк.

”Ну как, подходит?” - спросил сопровождающий. — Оно в хорошем состоянии, хотя, может быть, вначале его будет трудно отапливать. Но думаю, мы сможем это организовать. Надеюсь, места здесь для вас достаточно”.

”Как, — удивленно спросил я, - все здание? А как насчет оплаты?”

”Ну, оплата чисто символическая”, - улыбнулся он и назвал сумму в советской валюте, соответствующую примерно тридцати долларам в месяц - в то время пустовало такое количество помещений, что власти были рады сдать их хотя бы просто для того, чтобы они не разрушались дальше.

Тем не менее предложенное здание было для нас слишком велико. В конце концов я выбрал себе подходящую контору на первом этаже другого здания в центре, на Кузнецком мосту в доме номер 4, где раньше находилась московская контора придворного ювелира Карла Фаберже, работы которого очень заинтересовали меня позже как с художественной, так и с деловой точки зрения. Кажется, мы платили за нее около двенадцати долларов в месяц. Позже, когда нам потребовалась дополнительная площадь, мы

на самых выгодных условиях обменяли ее на другое более просторное помещение около гостиницы ’’Савой”.

Одним из вопросов, упомянутых нами в письме, был вопрос об охране нашей собственности и продукции. Когда я заговорил об этом в Наркомате иностранных дел, мне посоветовали обратиться к Наркому обороны Троцкому. Естественно, я немедленно воспользовался этой возможностью встретиться еще с одним выдающимся деятелем революции. Через два дня мне сообщили, что Троцкий примет меня у себя в кабинете в четыре часа дня.

Наркомат обороны находился в большом здании с белыми колоннами, расположенном недалеко от Кремля. Когда я вошел, меня поразило его отличие от всех остальных советских учреждений, в которых мне приходилось бывать: кругом царила чистота и порядок — ни групп сотрудников, болтающих в коридорах, ни сигаретных окурков на полу, ни стаканов с чаем на столах.

Часовой у дверей проверил мои документы и направил меня вверх по лестнице в приемную. Без трех минут четыре вошел энергичный молодой человек в военной форме, кожаном поясе с портупеей и с висящим на боку револьвером. ’’Товарищ Троцкий ждет вас, — сказал он вежливо, - следуйте, пожалуйста, за мной”, и повел меня через комнаты, напоминавшие пчелиный улей, полные прилежно работавших сотрудников. Мы прошли еще несколько часовых. Меня поразило, что красного комиссара охраняют больше, чем самого Ленина. Конечно, Ленин жил в Кремле, который сам по себе был крепостью, но после покушения на него и кампании убийств, организованной эсерами летом 1918 года, большевики принимали все меры для защиты своих вождей.

Никто не сомневался в личной храбрости Троцкого. Однажды он продемонстрировал ее перед толпой, жаждавшей его крови. Это случилось в Петрограде в первые дни революции. Павел Дыбенко, идол красных моряков, красивый молодой офицер, приведший из Кронштадта крейсер ’’Аврору” вверх по реке для обстрела Зимнего дворца и выбивший из него правительство Керенского, вдруг уехал из Петрограда в Крым с Александрой Коллонтай, которая в то время занимала большой государственный пост. Это было что-то вроде свадебного путешествия. Более суровые товарищи рассматривали такой поступок как дезертирство в военное время и вполне серьезно требовали показательного суда и смертной казни для обоих.

Троцкий был одним из тех, кто особенно настаивал на их казни.

Об этом стало известно кронштадтским морякам, и однажды утром несколько сотен моряков, выкрикивая угрозы и проклятия, собрались во дворе здания, где он работал. Насмерть перепуганный секретарь вбежал в кабинет Троцкого: ”Моряки хотят вас убить, — закричал он. - Пока еще есть время, немедленно бегите через черный ход. Они не слушают часовых и клянутся, что повесят вас во дворе на фонарном столбе!”

Троцкий вскочил на ноги и сбежал вниз во двор по парадной лестнице. ”Вы хотите говорить с Троцким? — закричал он. — Я вас слушаю!” И немедленно произнес речь, в которой продолжал обвинять Дыбенко, самым энергичным образом объясняя свою позицию.

Его личность и речь обладали такой магической силой, что матросы успокоились, а еще через некоторое время устроили ему триумфальное шествие.

Ленин очень просто решил, как наказать Дыбенко и Коллонтай. На заседании Центрального Комитета партии, посвященном этому вопросу, он подождал пока все выскажутся, и затем спокойно сказал: ”Вы правы, товарищи. Это — очень серьезное нарушение. Я лично считаю, что расстрел будет для них недостаточным наказанием. Поэтому я предлагаю приговорить их к верности друг другу в течение пяти лет’.

Доброта сердца Коллонтай была хорошо известна, да и Дыбенко недаром заслужил репутацию победителя женских сердец. Комитет встретил предложение Ленина взрывом хохота, и на этом инцидент был исчерпан. Но говорили, что Коллонтай так никогда и не простила этого Ленину.

На дверях кабинета Троцкого висели тяжелые занавеси. Большая комната была погружена в полумрак, хотя за окнами сияло послеобеденное солнце ранней московской осени. Окна были закрыты шторами, не пропускавшими дневной свет. Троцкий сидел за большим столом в дальнем конце комнаты под электрической лампочкой, единственным источником света в кабинете, которая высвечивала его из темноты, как луч прожектора на сцене. Говорят, он любил драматические эффекты. Позже я узнал, что окна его кабинета были снаружи защищены стальной сеткой от бомб и гранат. Сетка была установлена летом 1919 года после того, как анархисты убили около двадцати членов Московского горкома партии, бросив бомбу в комнату, где они проводили собрание.