Ольга Книппер-Чехова - О.Л. Книппер – М.П. Чехова. Переписка. Том 1: 1899–1927

А Париж-то!!.. Что делается! Костя уже ездил в Инстербург, т. к. это его линия теперь, видел поле сражения, привез мундир, каску, шпагу прусские. Впечатление жуткое от полей.

Ну, Маша, кончаю, иду спать. Написала много, а кажется, что главного и не написала. Целую мамашу, Соф. Влад., Полю. Целую тебя. Оля .

Скажи Иде, что я ее целую за письмо. Постараюсь написать.

Оля целует тебя и С. Вл.

Год по содержанию.

3-ье сент. [1914 г. Москва – Ялта]

Маша, много писать я не в состоянии, нет сил. Я слишком потрясена. Вот факты: вчера Оля и Миша тайно повенчались. Я узнала это, сидя среди чужих людей в канцелярии нашего лазарета. Заставила Сулера вызвать Михаила по телефону и по лицу Сулера поняла, что все правда. Я сейчас же попросила Олю ехать домой, она мне ответила, что она повенчана и что она не может приехать. Я сказала, что тогда я сама приеду. Бродила с Сулером по улицам, чтоб успокоиться, дошла до двери Чехова, он сам выскочил и хотел что-то сказать, но тут я мало помню, что произошло. Знаю, что чуть не ударила его и сказала, что это поступок непорядочного человека. Сулер меня вытащил, т. к. мне сделалось дурно. Я уехала к Ивану Павл. и просила Сулера привезти ее домой. Я ужаснулась при мысли об этой ночи, после всех горничных и портних, и в этот вертеп попала наша чистая Оля. Сулер ее привез, но я не могла найти нежности, я говорила очень сурово и не простилась с ней, не могла иначе. Все понимаю, и любовь, и венец, но уход из дому тайком… Она уехала. Я боялась остаться одна, вызвала Володю, он сейчас же приехал с женой. Я не могла успокоиться, что ее нет, меня ужасала мысль, что он, больной, приблизится к этой девочке. В два часа я умолила Володю съездить за ней, и часам к 4-м он привез ее… Что было – я не знаю. Она с криками упала ко мне, и сколько мы, обнявшись, прорыдали, – я не знаю.

Потом я ее уложила, сама, конечно, не спала, и сегодня всё утро мы говорили…

Бесстыдница его седовласая мать – знает, что девочка делает легкомысленный шаг, и не сказать, за моей спиной, за спиной родителей делать такую низость… Я ничего не понимаю…

Я ломаю себе голову и сегодня не вставала с постели, все думала – как это расхлебать. Оля поняла наконец меня, как я отношусь к ней, как я потрясена, поняла нелепость и ненужность всей этой тайны и ужасно нежна со мной и осталась у меня. Говорит, что любят друг друга, – понимаю, но зачем же уход к нему – что это?!

Послала телеграмму Лулу, чтоб приехала. Если Костя узнает, не знаю, что он способен сделать. Маша, поймешь ты мой ужас? У меня вся душа потрясена… Как могла прийти эта девочка к такому шагу? Что заставило!! Конечно, влияние Михаила. Он ее, конечно, живо сменит на кого-нибудь. Может, я грешу, говорю напраслину – тогда первая возьму слова обратно, так я ей и сказала.

Я ей сказала, что если они порядочные люди и если чувство настоящее, то они должны жить пока по-прежнему. Михаила я пока видеть не могу, а когда смогу, то поговорю крепко. Если бы он был не трус, он пришел бы ко мне и попросту все рассказал. Иван Павл. в ужасе.

Маша, передай Альтшуллеру, что ничего не могла сделать для Гриши, страшно опечалена. Сейчас писать ему не могу, извиняюсь. Ответь хоть телеграммой.

Целую тебя. Оля

Год по содержанию.

6-ое сент. [1914 г. Москва – Ялта]

Первое письмо писано 4-го.

Милая Маша, вчера приехала Лулу – можешь себе представить свидание со мной и Олей! Лулу вызвала Мишу и, не щадя его, говорила с ним, покойно и сдержанно, и сказала ему, что Олю берет в Петроград, что они вообще должны исправить свой необдуманный шаг и что не может быть и речи о том, чтоб Оля была вообще женщиной, что только что она начала выправляться, начали приходить в норму ее легкие. Я Мишу пока видеть не могу.

Вчера же вечером Лулу с Олей уехали в Петроград. Лулу боится, что с Костей сделается удар, она только о нем и думала. Я с большим волнением жду известий.

Оля бедная переживает большие страдания. Она, по-моему, поняла всю нелепость и ненужность всей этой выходки.

Я Оле сказала, что так может поступить Арцыбашевская героиня [1184].

Я до сих пор не могу переварить всего происшедшего. Я в одну ночь спустила фунтов пять. Ноги нетверды. В театре возмущены, и, по-моему, все на моей стороне. Володя [1185], кажется, собирался меня бойкотировать, но я его попросила прийти ко мне. Маша, что я пережила!

Сегодня я уже выходила, но чувствую слабость в ногах и головокружение. Все же ездила с Ив. Павл. смотреть плиту для тебя. Прилагаю рисунок [1186].

Маша, тебе пришлют письмо относительно процентов с твоего вклада [1187]. Все вкладчики отдали % на наш лазарет. Как ты распорядишься? У нас в лазарете очень хорошо. Прибавляем еще койки.

Устала, ложусь. Будь здорова. Как ты думаешь относительно Миши и Оли? Целую. Оля

Год по содержанию.

15-ое сент. [1914 г. Москва – Ялта]

Милая Маша, наконец-то я была на твоей квартире. Очень там всё мило, но лучше всего кухня и ванна, хоть в кухне не так стоит плита, по-моему. Комнаты очень милые, только мамашина мне показалась маловатой. Светло и хорошо. Дай Бог тебе устроиться и жить покойно на новом месте. Плитка очаровательна.

Я не поняла твоей телеграммы «пощади Мишу». Он на днях был у меня, мы с ним разговаривали, и раз он мне сказал, что он здоров, – я ему поверила, и, конечно, большой камень свалился с души.

Я Мише не враг, ты отлично знаешь, что я к нему была всегда расположена, но что, конечно, серьезно видеть в нем жениха, мужа Оли – было трудновато. Главное, ввиду ее ужасающей молодости, и ее и его молодости. И потом, какая же она женщина – ведь только-только окрепла, и легкие пришли в порядок, и горло стало немного лучше. Ведь за ней уход нужен, хорошее питание, нужен присмотр, ведь она же девочка!

Конечно, что случилось, то случилось, и дай Бог, чтоб это было хорошо. Время покажет.

Сегодня я была с Шехтелем в Румянц. музее, он посмотрел комнату [1188]и теперь сделает наброски витрины, шкафов.

Вчера смотрела «Последнюю жертву» у Суходольского [1189]– генеральная. Тон спектакля, я бы сказала, – ниже хорошей провинции. Актриса новая, скорее интересная, прекрасные данные [1190], но tremolo в голосе, и, конечно, чувствуется провинция.

Как ты думаешь относительно Гурзуфа? Не бояться Турции и высылать купчую? Ответь. Когда думаешь ехать в Москву. Целую тебя, С. Вл., Иду, мамашу. Оля

Год по содержанию.

17 сент. [1914 г. Москва – Ялта]

Милая Маша, будь добра – как получишь мое письмо, узнай – в Ялте ли некий доктор Литинский, и если можно, съезди к нему за справками. Дело в том, что этот доктор был в Берлине, был в лазарете, где лежат наши пленные офицеры, и в его газетной заметке среди фамилий пленных офицеров Костя Рейсс нашел фамилию своего двоюродного брата Александра Станислава Оттовича-Волловского [1191]. Не может ли докт. Литинский сказать тебе, серьезно ли ранен Волловский и вообще, что с ним, нет ли у него сведений. Если тебе это неприятно, попроси д-ра Альтшуллера узнать, я решила ему написать сначала, но думаю, что у тебя времени больше и, может, сама поинтересуешься рассказами о твоем любимом Берлине. Будь добра, исполни мою просьбу и сейчас же напиши.