Ольга Книппер-Чехова - О.Л. Книппер – М.П. Чехова. Переписка. Том 1: 1899–1927

Письмо везут наши передовые, кот. завтра отправляются на «Ксении» в Ростов.

Была у Буниных, очень кланяются тебе [1531].

За «Вишневый сад» ругали меньше, а за «Скрипки» хвалили очень. Меня вообще очень одобряют. Но театр далеко не полон. Играем, как в ледяном гроте. Тарасова очаровательная Аня. У Тамары Дейкархановой [1532], где живут Качаловы, – брюшной тиф, хочу Вас. Ив. перевести к нам на эту неделю – он очень мнительный.

Ну, скоро увидимся. Целую, обнимаю. Привет Ив. П. и С.В., Эрмансам. Я все время в подавленном состоянии духа и потому толстею. Ужасно живу. До свидания. Оля .

Приедем на «Константине».

Год по содержанию.

23 ноября 1919 г. [Ростов-на-Дону – Ялта]

Милая Маша, осложняется наша жизнь. Бранили Одессу, а здесь еще хуже. Ехали ужасно от Новороссийска в грязнейшем III классн. вагоне. В Новороссийске пришлось переночевать, т. к. наш вагон отняли для военных. Все проводили ночь в каком-то обширном стеклянном павильоне, а несколько наших дам с Качаловыми – мы нашли приют рядом с вокзалом в доме служащего. Я с Качаловыми легли в кухне на полу, а наши рядом в комнате тоже на полу. Утром я с Верой Ник. ушли за поселок на горы, где стоит серая деревянная церковь, кругом зеленая трава, козы, дети с собакой, налево море, и по берегу раскинулся город с многочисленными поселками, и надо всем сияло и грело по-летнему чудесное солнце и заставило забыть все, что пережито было мрачного за последний месяц.

Здесь никаких помещений. Вера Ник., Тарасова, Крыжановская и я жили четыре дня в какой-то еврейской кухмистерской, узкой комнате с двумя кроватями. Грязь, воздух ужасный, масса мужчин кутящих, играющих в карты, – вообще семейство из пьесы Юшкевича [1533]. Только что кормили хорошо. Теперь меня и В.Н. приютили богатые фабриканты здешние, у кот. великолепная мельница. Мы живем в нижнем этаже, бухгалтер уступил нам свой кабинет – от 10 до 2-х шум, ходьба, щелканье счетов, швыряние дверями. После 2-х тишина. Очень тепло, даже жарко, электричества жги сколько хочешь. Хозяева прекрасные симпатичные евреи, и, в общем, сносно. Но самое главное бедствие – это то, что реквизирован под банк наш театр, и мы без театра. У нас нет центра, все разбросаны по Ростову и Нахичевани, никого не найдешь. Я до сих пор сижу без своего сундучка. С 28 даем четыре концерта в маленьком театрике в 500 мест – это ужасно. Наши главари [1534]даже растерялись от такого неожиданного бедствия. Если здесь не выйдет с театром, к Рождеству уедем в Екатеринодар. Переезды ужасны. Сыпной тиф свирепствует. От всего, что происходит на фронте, – ты сама понимаешь, какое у нас настроение. Видела здесь москвичей.

24 ноября . Москвичи злы, все, как Бунин, говорят только об избиении, повешении… Был у меня Кравцов [1535], помнишь, кот. женат на Врангель? Дача с портиком в Бат-эли-мане? На днях иду чай пить к П. Долгорукову, там увижу дочь Стаховича и Машеньку Ливен [1536]. Видела Чебышева [1537].

Два дня тому назад издали приказ никого не выпускать из домов в продолжение 3-х дней, должны были собирать теплые вещи для армии, на другой день же – разрешили жителям выходить, но магазины все заперты, и я до сих пор сижу без багажа, т. к. наши вещи все запечатаны в какой-то конторе. Письмо везут с оказией.

Целую тебя крепко, мечтаю о Ялте, хочу сбежать. Оля .

Здесь Германова с семьей [1538].

Дороговизна ужасная. Мы ничего не зарабатываем пока.

5 дек. 1919 г. Ростов [В Ялту]

Дорогая Маша, вчера мы окончили наш злополучный, несчастный «сезон» в Ростове. Театр наш реквизирован, и мы устроили только 7 концертов в каком-то балагане на 500 человек. В довершение всех бед накануне первого концерта заболевает Качалов и четыре концерта проходят без него – читаем двойную порцию я и Германова. 7-го мы должны были уезжать в Екатеринодар, но у Качалова все еще температура, хотя он и читает по вечерам, муж Тарасовой лежит в сыпном тифу, жена Берсенева лежит с темп. 40,3 – неизвестно что, и мы уже посылаем срочную телеграмму, что спектакли начнем не раньше 15 вместо 10-го дек.

Тарасова мужа не бросит, значит, нет Ани, нет Верочки («Ос. скрипки»). К нам в группу мы взяли брата Москвина – Тарханова [1539], бежавшего из Харькова. Переполнение ужасное здесь.

Все мы прививаем сыпной тиф (три раза), причем я полежала в обмороке после первого укола. Живем мы с Верой Ник. в нашей конторе, в тепле и чистоте, но очень рано нас будит истопник и служащие – ну это пустяки.

Хозяева наши очаровательны, кормят нас великолепно, пирогами, гусями, курами и филе. Я толстею необычайно.

Впечатление от Ростова ужасное. Сплошная спекуляция. Походишь по главной улице, и делается противно.

Была у Долгорукова [1540]на «чашке чая», видела там Панину милую, Машеньку Ливен-Конюс; дочь Стаховича была у меня, но не застала – ужасно я жалею. Сегодня обедаю с Верой Ник. у Паниной, в их маленькой коммуне (Астров [1541], Юренев [1542]и она), вечером иду к Чириковым [1543], завтра к Трубецким [1544]– видишь, какая светская жизнь.

Наши думают о выезде за границу, я не очень за сие предприятие. Мне почему-то кажется, что после Екатеринодара мы попадем в Ялту, только молчи, мы с Верой Ник. дали обещание отслужить молебен, если это сбудется, – ох как хочется! Помолись.

О Леве ничего не слышу. Веду бессмысленную жизнь. Стыдно. Здесь Яблоновский [1545], весь бритый, смешон. Таня Михайлова приходила в уборную.

Сегодня мороз.

Вера Ник. тебе очень кланяется. Сидим с ней штопаем, читаем, много книг у наших хозяев. Очень кланяйся Софии Влад., Ивану Павловичу. Тебя крепко целую, обнимаю. Будь здорова. Оля .

Пиши: Екатеринодар, театр Берже, мне.

30 дек. 1919. Екатеринодар [В Ялту]

Дорогая Маша, едет в Ялту Вера Николаевна, и я бы так и улетела с ней. Что писать! Пока сидим здесь, не играем, т. к. с сегодня запрет выходить на улицу с 9-ти час. На праздниках дали только 2 утренних концерта. Театра не давали. Бесцельно мотаемся и Ростов и здесь. Настроение тяжелое. О Леве ни слуху ни духу. Уезжая из Ростова, оставила и письмо и деньги, и все это мне привез на днях Берсенев, каким-то чудом выбравшийся из Ростова. Он ездил туда на несколько дней к жене, кот. была при смерти – сыпной тиф, тяжелейшая ангина и рожистое воспаление головы. Теперь ей легче, но перевозить нельзя было, и он расстался с ней, может быть, на очень долго – зависит от судьбы, кот. постигнет Ростов. Мы решили сидеть пока здесь. Все стремятся душой в Ялту, но боятся ехать туда на авось.

Можешь себе представить, как я мечтаю посидеть в Аутском доме, почувствовать природу, уйти от этой свалки людей, спешащих, суетящихся, кидающихся. Вера Ник. тебе порасскажет, как ехал Берсенев из Ростова, – сказка.