Ольга Книппер-Чехова - О.Л. Книппер – М.П. Чехова. Переписка. Том 1: 1899–1927

Весь гурзуфский бомонд после большого землетрясения целый месяц жил на твоей площадке, т. к. это было единственное безопасное место, примяли только немножко большую клумбу. Итак, когда ты приедешь в Гурзуф, будет виться картошка по балкону и виноград по-прежнему будет кое-что защищать от взоров. Мар. Иван. оставила балконный стол, должно быть, он был наш. Замок цел, им запрут твои комнаты.

Ну, будь здорова, кланяйся всему твоему штатному и сверхштатному персоналу. Целую крепко, пиши, пожалуйста, и не очень натужайся работой. Маша .

Сергий вернулся, но храмы все закрыты, собирается ехать под Москву.

Не забудь прислать Пушкина [1767].

9-го уезжает Мих. Павл.

12/XI-27 [Ялта – Москва]

Милая Оля, у меня уже долгое время невыносимое состояние и даже отчаяние… Это главная причина моего молчания. Сегодня я получила письмо от Еликона, прочла и заревела белугой… Я завидую вам – как вы хорошо, полно и содержательно живете! Как бы хотелось мне видеть тебя в твоих новых ролях! Е.Н. пишет, что ты очень хороша. Дай Бог тебе всякого успеха и счастья, моя душечка!

Страдаю я от того, что дело с моим больным домом не двигается вперед. Хожу клянчу, пишу и – ништо тебе… По-видимому, вряд ли, без помощи, смогу что-либо сделать. Библиотека молчит – не обнадеживает, от Чеховского о-ва, через Лейтнеккера, получила суховатое письмо и т. д. и т. под. Хочется уйти в отставку, да не знаю, как это сделать. Другой на моем месте будет и терпеливее и энергичнее…

Дней пять земля была покойна, толчков и колебаний совсем не ощущалось, сегодня же с утра уже чувствовалось, по крайней мере для меня, некоторое колыхание, а в четыре часа был такой сдвиг, точно лошадь дернула тяжелый воз, таково было ощущение в доме – все заскрипело. Значит, землетрясение еще не кончилось. Живу я теперь на большой террасе, сплю в углу на кривой тахте и занимаюсь за большим зеленым столом. Дверь из столовой открыта, и там спит Поля. Боится и стонет всю ночь. Она верит в то, что Ялта провалится! Вообще жизнь хорошенькая! Собственно к толчкам мы привыкли, не боимся, ночью даже не слышим их, но на всякий случай к бегству из дому все приготовлено… Погода пока очень теплая, дни стоят ясные. Десятилетие [1768]отпраздновали шумно и торжественно. Я шла в процессии со своим Союзом. Дом-музей был украшен флагами и лозунгами, котор. написал Мих. Павл.

Я очень скучаю, а читать положительно нечего. Прочла «Идиота» и только расстроилась, не могу читать Достоевского! Вот бы моя Дездемона прислала бы Отелло что-нибудь почитать? Да и у тебя и у Левы, вероятно, есть уже прочитанные новинки, котор. не мешало бы прислать мне – я возвращу с благодарностью.

А что Людмилочка, где она? Почему о ней ни звука? Приехала она из Тверской губ. и как ее здоровье?

Составляется детальная смета на ремонт дома. Думаем, больше трех тысяч не выйдет. Мой верх предполагают схватить железным кольцом, в спальне и в мамашиной комнате будут железные скрепы и перемычки с бетоном. Таким образом, здание будет укреплено и не забоится будущих землетрясений. По смете можно было бы исполнять все постепенно, если бы знать, что на это будут средства. И если бы мне можно было поехать в Москву для выяснений! Итак, надо кончать письмо. Желаю всем земного благополучия и здоровья.

Крепко целую тебя, Сонечку, Еликона, котор. сердечно благодарю за письмо и буду ждать с нетерпением продолжения, и Леву. Маша .

11 ноября, пишу второй раз дату, т. к. вначале вышла ошибка.

Завидно смотреть, как починяются учреждения и ковыряется собственник у своего гнезда… Строитель Сольнес [1769]страдает!

17/XI-27 г. [Ялта – Москва]

Милая Оля, сейчас влетела Ванда и сообщила мне, что Степанова-певица получила от тенора или, кажется, баритона письмо, в котором просят мне передать, что ты и Конст. Сергеевич хлопочете о Доме-музее Чехова в Ялте, вплоть до перевода его в Москву . Неужели это правда? Какой ужас даже подумать об этом! Что же станет с домом и с садом? Да ведь дороже будет перевезти все вещи в Москву, чем починить его! Уже составлена детальная смета, и вышло всего три тысячи . Неужели не найдется у правительства этих жалких денег, чтобы сохранить этот чудесный памятник в Ялте? От этого известия я никак не могу прийти в себя, вся дрожу и что-то внутри схватило так, что я с трудом перевожу дух! Дорогая моя, утешь меня и напиши, что неправда, что этого быть не может… Уж не интригует ли Лейтнеккер? Ему это на руку. Ну, я не перенесу этого, пусть после моей смерти распоряжаются, как хотят, а пока я не хочу и не хочу…

Ялта начинает обстраиваться, и уже не боятся толчков. Не всегда же будет землетрясение в Крыму! Если что-нибудь происходит с земным шаром, то и Москва не гарантирована от землетрясения! Тысяча рублей уже есть, стало быть, нужно еще только две, и я надеюсь, что Библиотека СССР им. В.И. Ленина не откажет Чеховскому музею и найдет эти деньги для него.

Я хотела бы даже взять ссуду, ведь мы заработаем эти деньги в течение двух, трех лет.

Ну, моя душенька, вот все, что я сгоряча написала, и мне как будто стало полегче на душе. Думаю, что все останется по-старому и никто не посягнет на Чеховский домик!..

Будьте же все здоровы и вспоминайте почаще в своих молитвах бедную Машу.

Целую и обнимаю тебя крепко, жду от тебя письма с большим нетерпением, ибо до тех пор буду в тревоге.

17 ноября 1927 [Москва – Ялта]

Маша, дорогая, чуяло мое сердце, что ты молчишь от какого-то очень скверного душевного состояния. Повторяю и буду повторять, что тебе необходимо скорее ехать в Москву – во-первых, чтоб самой хлопотать и двигать музейные дела, а во-вторых, надо вздохнуть, пожить на «твердой» почве и потрястись только от проезжающих автобусов. Не волнуйся, Главнаука даст денег, мне даже сказали, что нет необходимости идти самой, но все же я пойду.

Главное, приезжай. Лева в декабре уедет, верно, в Ленинград, и ты могла бы жить в его комнате. Да и без его отъезда поютимся у меня. Теперь просторнее – нет большого стола, от окна будем загораживаться ширмой; в квартире стало теплее. Лева, может быть, и январь и февраль проживет в Петербурге с своим «Кандидом» – видишь, комнатой ты обеспечена. Отдохни от своей [1770], побегаем по театрам. Посмотришь меня в новых видах. Вчера я играла первую картину «Бронепоезда», затем переодела платье, парик и побежала на Малую сцену играть «Смерть Пазухина» [1771]– дистанция огромного размера! С непривычки, после современной пьесы – мне показалось, что я все забыла и не смогу говорить языком Щедрина, но, конечно, это только казалось.

Пишу, а рядом танцуют фокстрот под музыку ультрафона, кот. Лева получил от матери из Берлина – это будет позвончее граммофона. Танцует Левина компания – вчетвером. Приезжай слушать.