Ольга Книппер-Чехова - О.Л. Книппер – М.П. Чехова. Переписка. Том 1: 1899–1927

Ведь это четвертое землетрясение я переживаю в Крыму, и одно другого сильнее!

Вот повезли на кладбище три гроба – жертвы землетрясения. Приезжие – инженер, жена и сын… Какой ужас!!

Нижний этаж нашего дома совершенно не пострадал и потому я телеграфировала брату Михаилу, чтобы он немедленно приезжал. Оля, я не могу одна… не могу…

Пишу неочиненным карандашом и не за столом, прости, если трудно разобрать.

Пусть прочтет это письмо брат Миша, если можно.

Целую тебя и обнимаю. Твоя Маша .

Привет всем.

Еликона также крепко целую.

14/IX. Ночь провели тревожно – было несколько толчков. Я не раздеваюсь и не моюсь вот уже третий день.

Поднялся ветер, и небо покрылось тучами, должно быть, будет дождь – куда мы теперь денемся? Куда денутся те, у кого совсем разрушены дома? Господи, помоги нам!

Вчера поздно получила твою телеграмму и не знаю, что отвечать. Миша, вероятно, получил мою и сообщил тебе ее содержание.

Ведь эта неизвестность – когда закончится землетрясение – прямо убивает.

Пошлю это письмо заказным. Пусть стоит в очереди Пижо. Говорят, телеграмму послать труднее всего.

Пришли кончать свои работы плотник и слесаря с бетонщиком, делают балкончик, котор. из спальни Антоши. Им нужны деньги, а он, быть может, завтра развалится.

Еще раз целую всех, кого нужно. Маша .

Вчера вечером прибегала Инна Ивановна в тревоге, ее дом очень пострадал. Живет она в саду.

17 сент. 1927. Москва [В Ялту]

Маша, дорогая, родная, милая, – что же это делается! Не знаю, какими словами ты могла бы рассказать все тобою пережитое!! Я содрогалась, читая твое письмо, и, конечно, старалась дополнять его и читать между строк…

Вчера меня спросили – если бы мне дали отпуск, поехала ли бы я в Ялту? Я ответила, что сейчас же полетела бы на юг.

Маша, дай мне слово, что как только успокоится земная утроба, перестанет трясти несчастные души человеческие, ты, собравшись с силами и духом, все устроишь, наладишь – приедешь ко мне в Москву отдыхать, слышишь? Отпуск тебе дадут. Трясение так скоро не повторится.

Все о тебе спрашивают, несколько раз уже читала вслух твое письмо. Вчера не утерпела, забежала одна в Арбатское кино, чтоб посмотреть последствия землетрясения. Демонстрировали Севастополь (сильно), затем Ялту – Боткинскую улицу, дом инженеров, клуб 1 мая, лагеря в садах и на бульварах – ужасно, ужасно. Жду известий из Гурзуфа – пока дураки мои еще ничего не пишут.

О чем писать тебе? Все кажется таким ничтожным!

Хожу на репетиции трех пьес [1747]; Малютин кончает мой портрет, по-моему, очень интересный.

Сегодня в Техникуме Гнесиных будут играть в 4 руки «Кандида» с приглашенной публикой, увы, я не могу быть – рок: играю «Царя Федора».

Лева тебя обнимает, целует ручку, Лизавета и Людмила очень волнуются за тебя и шлют горячие приветы. Я тебя нежно целую, обнимаю крепко и буду ждать тебя. Оля .

Мы с Левой решили, что ты молодец – не теряешь юмора в описании всех ужасов.

Целую Полиньку и Маришу.

18/IX-27 [Ялта – Москва]

Милая Оля, землетрясение все еще не прекращается. Почва дрожит… Такое впечатление, точно под землею что-то кипит в котле с неплотно закрытой крышкой. Изредка толчки. Достаточно одного сильного, и дом может рухнуть… Ожидание нервит. Настроение противное!..

Главное, не знаешь, когда конец этому удовольствию…

В дом боишься входить, ночуем во дворе и, конечно, не спим и плохо едим – как-то тошнит. Не могу и описать этой противности…

У всех настроение самое подавленное. Бегут из Ялты даже коренные жители.

В пятницу я была на базарной площади, на привозе и, сидя на корточках, выбирала морковку и др. Вдруг толчок, я вскочила, и было жутко видеть, как колыхалась площадь и как кишел, в разных направлениях, народ. Когда колыхание прекратилось, многие со злостью начали бранить кого-то… Я, давай Бог ноги, подальше от строений пустилась, насколько сил хватило, домой. На Пушкинском бульваре села на скамейку – не могла дальше идти и начала реветь…

Вот уж неделя, как люди не имеют крова. К счастью, еще нет дождей и ветров.

С большим трудом достала реек и фанеры, завтра плотник придет, если не надует, делать шалаш подальше от дома. Как странно! – теперь я его боюсь, а прежде, всего несколько дней назад, я наслаждалась одиночеством, сидя у себя наверху…

В четверг приезжает Мих. Павл., я жду его с нетерпением и в то же время мне страшно за него. Не пережив всех наших ужасов, он, конечно, поселится внизу. А мало ли что может быть!!.. Меня, например, никакими силами не заманишь ночевать в дом. Днем я сижу и занимаюсь в большой галерее и выскакиваю через каждые 10 минут… Почва все время дрожит, как у тебя в квартире, когда проезжает трамвай или автомобиль, дрожат стены и пол, даже еще хуже.

Вещи мои так и остались наверху, наступят холода и мое дело швах… Больше всех нервничает Мариша – даже хочет уезжать…

Сейчас была Ванда и передавала вот что: Марья Ивановна [1748]заходила к ней и сообщила, что в гурзуфском домике большая трещина в стене, где любимое твое окно, и также в подпорной стене, грозит падением в море. Она со всей семьей сегодня уехала в Керчь и оставила свою сестру на четыре дня, и чтобы я скорее забирала вещи. Завтра или послезавтра я посылаю за ними Вас. Иван. и опять складываю на старое место. Договорила Османа за 10 рублей. Если уцелеет наш дом, то и они будут целы. Домик Яворской тоже очень пострадал. Когда все успокоится, съезжу сама в Гурзуф. Там страшные разрушения. Даже мечеть пострадала – и есть человеч. жертвы.

Пришло письмо Леве, штемпель «Мелитополь». Не приезжает ли он сюда?

Как я завидую вам, что вы на твердой почве. Целую всех крепко.

19/IX-27 г. Попробовала вчера с вечера лечь спать в б. галерее. В половине третьего была разбужена толчком и скрипом дерева, убежала под маслины и там окончила ночь. Сегодня настроение ужасное, положение кажется безвыходным… Дрожание земли ощущается сильнее. До сих пор не была комиссия, чтобы определить опасность повреждений. Кругом ходят, осматривают, а чеховск. дома как будто бы не существует – не важно. Нужно бы построить деревянный барак в саду и туда снести все вещи из кабинета, спальни и столовой, но никому до этого нет дела, даже Шаповалов отмахивается [1749], его затрепали… Боюсь, что я не выдержу физически и духовно… Пью по нескольку раз в день ландыш и касторею. Сердце бьется как птица. Маша .

Рабочие бегут из Ялты, если утихнет, некому будет работать [1750].

Извести меня о получении этого письма.

Попроси милого Еликона помочь мне в отыскании местечек в чеховских произведениях, подходящих к октябрьским торжествам. Вроде таких, как речи Пети из «Вишн. сада». Оттуда я уже все взяла. Теперь я не в состоянии заниматься этим делом…