Ольга Книппер-Чехова - О.Л. Книппер – М.П. Чехова. Переписка. Том 1: 1899–1927

3/16 июля [1908 г. Гомбург – Ялта]

Милая Маша, я очень тронута твоим громовым письмом и восторженной припиской Жана, но я не думала, что мое раздумье вызовет такую бурю. Я же не решила ничего окончательно.

И Алексеевы еще не остановились ни на каком пункте, даже помечтали всем вместе плыть по Дунаю до Черного моря. Я все-таки не думаю, чтоб ты серьезно рассердилась на меня в случае, если бы я вместо Мисхора попала в Париж и в Нормандию.

Здесь стало холодно, я жалею, что не взяла меха и теплого костюма.

Живем однообразно, много хохочем вместе. Народ вижу по утрам при питье воды. Философов здесь, помнишь, ездил с Дягилевым? [779]Он изменился к лучшему, 2 года жил в Париже с Мережковскими (ménage en trois [780]), и они здесь. С Мережк. я познакомилась, предстоит и знакомство с Зин. Гиппиус [781]. С Нестором Котляревским собираемся исследовать леса относительно грибов, он трогательно любит их собирать и мариновать, я тоже грибовница.

Сиамцы здесь, принцесса очаровательна, и я очень хотела бы с ней познакомиться. Вел. кн. Влад. Алекс. здесь.

Я привыкла жить с милой семьей Алексеевых, и мне грустно будет одной в Москве. Конст. Серг. все сидит и пишет о творческой воле; М.П. очень оживлена, мила, и мне с ней приятно. Сегодня ездили немного за город, в большой олений парк, где олени бегают на воле, мы их кормили хлебом; эти очаровательные животные, с красивыми изгибами рогов, с рыжими ресницами на выпуклых глазах подходят и нетерпеливо хватают хлеб прямо из рук. Мы без конца их кормили и не могли налюбоваться. Тут же прыгали зайцы, бродили цыплята и изводился от искушения бедный такс, кот. привели с собой какие-то дамы. Олени потом подъедали нашу простоквашу из рук. Идиллия – не правда ли? Лес, зеленые лужайки, домик, животные, тишина кругом, прямо хорошо.

Завтра утром собираемся все сняться с кружечками, пришлю открытку.

Завтра опять поеду в Frankfurt. Шлейфер вызывает. Он делает новый бюст. Тяжко это.

Говорят, Горький хорошо написал «Записки ненужного человека» [782], возьму у Философова, надо прочесть.

Вчера нам подали пирожное с русским флагом по середине – во как. Хохоту было немало.

Целую тебя, мамашу милую обнимаю и нежно целую. Оля .

Пиши мне, привет Жану и Соф. Вл.

Год по сопоставлению с окружающими письмами (в архиве помещено в недатированные – ОР РГБ, 331.77.38).

7/20 июля [1908 г. Гомбург – Ялта]

Милая Маша, у нас стало серо, сыро и было холодно. Скучно. 12-го июля состоится освящение памятника, 11-го я уезжаю в Badenweiler с Конст. Серг. Театр тамошний готовит пьесу Чехова. Конст. Серг. будет говорить, написал сердечную речь [783]. Может быть, поедет Нестор Котляревский, дам знать Боборыкину, Веселовскому и Анненскому [784]– они здесь где-то в бадах [785].

Отчего Саша Средин не присылает мне адрес Кругликовой [786]. Если я не поеду прямо в Крым, то уеду на 6 дней в Париж, подожду там Алексеевых, и поедем в Бретань, я покупаюсь дней 10 и уеду в Москву. Если знаешь, будь добра, телеграфируй адрес Кругликовой немедленно , я заплачу. Целую. Оля

Год по почтовому штемпелю.

16-ое июля [1908 г. Гомбург – Ялта]

Милая Маша, завтра утром я с Кирой авангардом выезжаем по Рейну до Кельна и затем через Антверпен и Брюгге в Ostende, где подождем остальных и устроимся где-ниб. на берегу, вероятно, в Belgique, Blankenberghe, куда и пиши poste rest. В Париж не хочу ехать. На днях вернулась из Баденвейлера. Если бы ты могла присутствовать и видеть, как все было трогательно и торжественно! Бюст в бронзе хотя и не хорош, стоит изумительно прекрасно, местечко такое, что все хочется там сидеть и мечтать. Виден Рейн и Вогезы. Жутко мне было туда ехать, мучительно, а теперь как-то смягчилось воспоминание о Баденвейлере. Все опишу подробно. В Крым боюсь ехать в такую жару и так долго в вагоне – после лечения. Не сердись, а пойми и напиши. Умоляю. Целую всех. Обнимаю. Оля .

Жана целую за открытку.

Год по содержанию.

Текст написан на фотографии, где вместе с О.Л. снялись Д.В. Философов, Н.А. и В.В. Котляревские, К.С., М.П. Лилина, К.К. Алексеева.

[17–18 июля 1908 г. Брюгге – Ялта]

Поздравляю тебя, милая Маша, с днем Ангела, желаю тебе… промолчу, что желаю.

Прошу не гневаться на меня и простить мой проступок.

Мамашу целую и поздравляю с именинницей. Оля

Открытка (помещена в недатированные – ОР РГБ, 331.77.38) с изображением центральной части триптиха Г. Мемлинга «Мистическое обручение святой Екатерины» в госпитале святого Иоанна в Брюгге. Датируется по сопоставлению этой и предыдущей открытки.

Westende [В Ялту] 5 августа/ 23 июля [1908 г.]

Милая Маша, вот я и у моря. Простор, ширь, красота необъятности и силы. Свежесть, чувствуешь, как все тело прочищается этим свежим, крепким, здоровым ветром. У меня чувство, будто весь организм переродился, какая-то экзальтация, легкость всего существа – хочется громко петь, широко, раскатисто, и плакать хочется, только не от горя. Никогда южное море не вызывало у меня таких чувств. Я с ужасом считаю дни, те немногие дни, кот. мне осталось прожить здесь.

Пишу, дверь на балкон открыта, вся беспокойная, пестрая водяная ширь и полоса песка, то узкая во время прилива, то широкая, когда море уходит. Масса детей, голые бронзовые крепкие детские ножки, босиком, в легких платьях. Здесь простота чудесная – купаются, прямо идя в костюмах и халатах из дома, как мы в Гурзуфе. Я вчера первый раз выкупалась и разнервилась страшно, голова болела. Сегодня лучше. Подолгу лежу в теплом песке и дремлю, гляжу на чаек, на бесконечный ряд волн. Расписалась про Westende, а надо еще тебе описать Баденвейлер.

Ехала я туда с К.С. и Шлейферами, кот. мне безумно надоели, он в особенности своей бездарностью. Приехавши в Баденв., мы вечером же в темноте побежали к бюсту и спичками освещали. Я тут же немного успокоилась – место выбрано изумительное, бюст стоит очень высоко, на зеленом откосе, к нему ведут как бы природные ступени, навалены дикие камни, пьедестал как бы высечен из камня. Утром опять сбегала туда перед торжеством. День был великолепный, кругом памятника цветы, сделан помост для публики, все гирлянды из зелени и трехцветная русская материя. К 10½ мы все оделись и поехали сначала забросить карточки к министру-резиденту нашему Эйхлеру [787], кот. главным обр. это все устраивал. Оттуда отправились в Kurpark, там встретили нас немецкие власти. Эйхлер вел меня под руку, весь в орденах, в лентах, д-р Швёрер [788]вел жену его, и всей процессией двинулись. У меня от волнения голос совсем почти пропал. Посольские лакеи в ливреях несли венки с лентами. Придя к бюсту, мы нашли там уже много народу, архимандрит Стефан уже ждал, я увидела Боборыкина, Веселовского, Андрееву [789]. Началась длинная торжественная панихида, певчие-немцы очень трогательно пели «Господи, помилуй». Сдернули сукно с бюста и, представь, будто поправился бюст, пронесся какой-то шепот. Во-первых, из бронзы он темный и мягче и стоит высоко, т. ч. не так ужасно, как в atelier из гипса. Эйхлер говорил речь, затем Веселовский, Боборыкин, и чудесно говорил К.С. Все вышло тепло, трогательно, стройно, как-то бережно, нежно, т. ч. я плакала мягко и, не будь людей, свернулась бы калачиком у подножья и выплакала бы всю душу свою. Затем опять говорил Эйхлер по-немецки, передавал памятник в руки немецкого правительства, представителем которого был старый генерал; последний ответил очень тепло, говорил, что немцы будут благоговейно чтить память о прекрасном, большом писателе, что гении принадлежат всем нациям, etc. и что русские всегда найдут памятник в порядке и всегда им будет приятно посетить этот уголок [790].