Сергей Кремлев - Берия. Лучший менеджер XX века

Почему же случилось подобное недержание? Ведь 9 февраля 1956 года на заседании Президиума ЦК Каганович резонно призывал подойти к вопросу хладнокровно, «чтобы 30-летний период не смазать», а Ворошилов предупреждал: «Всякая промашка влечь будет последствия…» И Молотов говорил о том же, и даже Шепилов предлагал «продумать о формах, чтобы не было вреда»…

И вдруг – такой вред!

Однако без причины и прыщик на носу не выскочит, а уж тем более не могло не быть причин появления на свет доклада о «культе» и его зачтения в Москве 25 февраля 1956 года. И некие предположения на сей счет я выскажу, напомнив, что Поспелов и Аристов представили Хрущеву проект его доклада «о культе» лишь 18 февраля, когда съезд уже шел. На следующий день Хрущев «надиктовывает» «свои» дополнения, а 23 февраля направляет сводный текст доклада на 83 листах членам и кандидатам в члены Президиума ЦК и секретарям ЦК. К этому проекту члены Президиума сделали поправки и пометы непринципиального характера, и окончательный вариант доклада на 82 листах был сформирован с учетом этих замечаний. И произнесен 25 февраля.

Но что же это получается?! Вопрос о необходимости доклада члены Президиума ЦК мусолили 1 февраля, 9 февраля, однако до начала съезда не получили даже тезисов доклада . Сам Первый секретарь ЦК Хрущев увидел «свой» доклад в разгар работы съезда, а члены Президиума получили возможность ознакомиться с ним лишь за день, по сути, до обнародования доклада.

В чем дело? Кто и почему ситуацию с докладом вначале замедлял, потом ускорял, но все время – запутывал?

В «дополнениях» Хрущева от 19 февраля имелся и следующий, по стилю и словарю явно не хрущевский, пассаж:

«Возьмем троцкистов. Сейчас мы об этом можем говорить спокойно и довольно объективно разобраться, потому что прошел достаточный исторический срок. Ведь вокруг Троцкого были люди, которые не являлись выходцами из буржуазии и помещиков, часть из них была партийной интеллигенцией, часть из рабочих. И можно назвать целый ряд людей, которые принимали активное участие и до победы революции, и в укреплении завоеваний этой революции…

<���…>

Видимо, люди будут много работать и изучать архивные материалы, они увидят, что материалы были оторваны от действительности, глаза беспристрастных историков не поверят печатному слову, они будут искать факты, сопоставлять эти факты (в подобном стиле профессору впору изъясняться, а не автору резолюций «Азнакомица!». – С.К.) и будут делать свои анализы, свои выводы.

<���…>

Люди будут изучать решения XX съезда, будут изучать наш доклад на этом съезде, будут делать свои выводы, и мы не должны допустить, чтобы наши потомки плохо думали о нас…»

Занятные рассуждения, не так ли? Хотя и явно не хрущевские! И, на мой взгляд, эти строки (как и дневниковое свидетельство Чуковского насчет реплики о «товарище Троцком») кое-что проясняют по части причин и истоков странной и запутанной спешки с «разоблачением культа».

Во-первых, скрытые троцкисты, к которым относился и сам Хрущев, спешили взять политический реванш хотя бы у памяти Сталина.

Во-вторых, широкая и шумная кампания по реабилитации в считаные годы обеспечивала массовый приток на высокие этажи власти и средств массовой информации таких кадров, которые могли бы начать демонтаж на первый взгляд «сталинизма», а на самом деле – социализма. Причем эти кадры составили бы как сами «реабилитированные», так и их дети, пока что на первые роли не допускаемые.

В-третьих, Хрущеву хотелось и попросту отомстить Сталину. А подогревать подобные его настроения в Москве было кому.

В-четвертых же, кроме скрытых троцкистов в окружении Хрущева и вообще в Москве имелись и другие скрытые силы. И к подрыву социализма (вначале – в общественном сознании) подталкивали также агенты влияния. Ведь контрольные цифры экономического развития СССР в директивах XX съезда были вполне реалистичными. Несмотря на нарастающую некомпетентность партократии, несмотря на ее загнивание, Советская Россия была все еще на подъеме и могла уйти очень далеко и высоко. А «развенчание» «культа личности» по троцкистско-хрущевской схеме в перспективе закладывало базу тотального краха. Как, собственно, и произошло.

Вначале, в 1956 году, было «Слово», а к 1985 году сформировались условия для «Дела». В 1991 году это дело системного убийства Державы мировые политические «мокрушники» успешно и безнаказанно (пока) обстряпали.

Что надо было сделать Хрущеву, если бы он был компетентным партийно-государственным лидером, решившим, что пора дать гласную оценку сталинской эпохе во всех ее аспектах, включая и аспект ошибок и издержек репрессий? Надо было все тщательно обдумать и не в 1956 году, на очередном, чисто деловом, XX съезде партии, а, скажем, 7 ноября 1957 года, в день 40-летия Октября, провести акцию публичного покаяния РУКОВОДСТВА ПАРТИИ перед народом.

Надо было сказать примерно вот что: «Товарищи! Братья и сестры! Граждане и гражданки Советского Союза! Наша страна прошла за сорок лет славный и трудный путь. Из России лапотной мы создали Россию социалистическую. Мы подавили внутреннюю контрреволюцию, мы смогли изжить и псевдореволюционность троцкизма, и правый уклон бухаринцев. От сохи мы поднялись до высот космоса. Мы защитили Советскую власть в годы войны и потом надежно оградили наши завоевания от внешних посягательств ядерным щитом.

И все это мы совершили под руководством партии большевиков во главе с товарищем Сталиным.

Но в этой борьбе мы, и руководство партии и сам товарищ Сталин, совершили ряд ошибок, и теперь – когда мы сильны и могучи – пришло время об этом сказать… Незадолго до смерти это хотел сделать сам товарищ Сталин, но – не успел. И вот мы, его ученики и продолжатели его дела, говорим, что в ходе классовой борьбы против врагов Советской власти наши удары не всегда разили врагов, но порой приходились по честным людям…» и т. д.

Впервые идею такого покаяния выдвинул сам Сталин, в узком кругу признав, что война показала: врагов было «меньше, чем нам докладывали»… «Надо покаяться», – предложил тогда коллегам Сталин, но поддержки в том не нашел. И Сталин сам предпринял некое личное покаяние, когда произнес на приеме в честь Парада Победы свой тост за здоровье русского народа на приеме в Кремле в честь командующих войсками Красной Армии 24 мая 1945 года.

Я приведу этот тост полностью:

«Товарищи, разрешите мне поднять еще один, последний тост.

Я хотел бы поднять тост за здоровье нашего Советского народа и, прежде всего, русского народа.

Я пью, прежде всего, за здоровье русского народа потому, что он является наиболее выдающейся нацией из всех наций, входящих в состав Советского Союза.